«Вы меня не знаете, да и не нужно знать. Я студент нашего университета. Теперь вы, конечно, уже не можете помочь, вам нужно самому бежать, как я знаю, но помогите ему хоть продуктами. Дело вот в чем. Вашего друга Багу вчера арестовали за дебош на улице (он искалечил одного филера и избил другого), а на самом деле за то, что оказал помощь вдове мятежника, у которой умер ребенок. Она улизнула из их лап, и они закатили Вольдемару полтора месяца тюрьмы».
Ян встал и, как мертвый, упал на кровать. Что же это? Багу-то за что, за что его, простого, милого, доброго человека. Что же это за страна, что же это за угнетение. Боже, боже. К черту. Что же Бог, за чем же он смотрит? Сволочи, идиоты. Пусть его гонят, пусть, но Багу за что? Бага, Бага! Нет, в такой стране все может случиться. Могут и его схватить, хватит у них наглости и на это. Тут говорят о свободе личности. Нет ее, нет, нет и нет. Нет, бежать отсюда, пока цел. Взяли Багу, могут и его. Ни за что! Эх, люди, люди — свиньи. А Бага, милый Бага в тюрьме, Бага, такой веселый, такой честный, сидит за решеткой.
Ян схватил письмо и бросился на теткину половину.
— Тетя, я уезжаю! — Она в тревоге поднялась с кресла. У нее удивленно открылись глаза:
— Куда? Зачем?
— Еду. Куда — не знаю. Вы помните, я уже давно говорил вам о намерении проехать по стране.
— Ян, мальчик мой. Я вижу — тут что-то не так. Но что же это, что? Скажи, не лги.
Ян низко опустил голову. Она продолжала:
— Ян, я требую от тебя честного признания. Тебе что-то грозит?
— Да, тетя, — с трудом ответил Ян, — дело в том, что я убил… нет, не убил, а смертельно ранил на дуэли сегодня утром Гая фон Рингенау.
Тетка вскрикнула и без сил опустилась в кресло. Она ловила ртом воздух.
Ян кинулся к ней на помощь. Но она справилась с собой и ответила:
— Не надо. Но почему это? Ведь ты был всегда тихим, миролюбивым мальчиком.
— Да, я миролюбивый, — упрямо наклонив голову, ответил Ян, — но сейчас я не жалею, что я ранил его, а жалею, что не убил. Этим сволочам вольно смеяться над человеком, над его национальностью, задирать на балу, когда ты мирно танцуешь со своей любимой девушкой. Они считают, что им все дозволено. Они заразили чахоткой Шуберта, взяли в тюрьму Багу, хотели убить меня — эти солдафоны. И жаль, жаль, тысячу раз жаль, что не убил этого бурбона. Чему же вы меня учили, тетя? Ведь не все благополучно в мире, теперь с меня как маску сняли. За два дня я увидел много несправедливого, так много! Почему вы скрывали это от меня? У нас много плохих людей, верно?
— Да, мой мальчик, — сказала тетка, — много. Много, но не все. И много хороших и среди нас, и среди них. Но ты скорей уходи, не задерживайся.
— Тетя, — прервал ее Ян, — вот письмо. Окажите помощь Баге.
— Баге, зачем Баге? Это твоему другу?
— Да. Они запрятали его в тюрьму, держат за решеткой, его, вы понимаете… его. Вот письмо.
— Боже, боже мой, какой ужас! Мадонна, помоги ему и нам. Да, да, я буду ему помогать. А ты беги и собирайся, возьми у соседей Струнку. Они ее хотели продать, я заплачу за нее. Она выносливая и красивая кобылка. Анжелика! Анжелика! Собери ему вещи, все что нужно на месяц-полтора. Денег, денег побольше. И скорее. И ты, Ян, собери в маленький чемоданчик все. Боже, боже, и Багу, и его. Дети, дети, что с вами творится.
Когда Ян выходил, Анжелика поймала его за рукав и спросила, в чем дело. Ян наклонился и, взяв ее старые сухие руки, прижался к ее лицу, милому, знакомому до последней морщинки.
— Бабуся моя. Ничего особого. Я должен скрыться. Я ранил на дуэли аристократа. Теперь он уже, должно быть, умер.
Анжелика ахнула и засуетилась по дому.