Преферанс на Москалевке

– Но вы же говорили «перерезал горло», – все еще не до конца осознавая происходящее, переспросил Морской. – И эти все ваши «потерял слишком много крови» – это ведь тоже звучит вполне однозначно! Вы добились подписи, делая вид, что ради памяти погибшего Саенко лучше не ворошить его грехи… Вы обманули нас!

– Неправда, – отрицательно замотал головой Игнат Павлович. – Я вас спас. Ваши показания – веский аргумент для Саенко не таить зла. Поверьте, это самый верный выход. Хотя бы ради безопасности Галины. И я ни в чем не врал – горло у товарища Саенко и правда порезано. Швы наложили, он сейчас в больнице. И, собственно, туда и просил тебя, Морской, доставить. В любое время ночи. Даже сейчас. Хочет лично расспросить о последних минутах преступника. Не будем тянуть время, надо ехать! Такие люди ждать не любят, ты же знаешь.

* * *

Несмотря на глубокую ночь, Саенко не спал, поджидал Морского в палате. Игнат Павлович предусмотрительно заявил, что подождет в коридоре. Мысленно Морской поблагодарил его, что не бросает и служит своеобразной страховкой в этой опасной встрече, а вслух тихонько прошептал:

– Вы меня в это все сами втравили, так что не ждите, что скажу спасибо.

– Не жду, – пожал плечами Ткаченко. – Но вы все равно скажете. Потом. Когда поймете, что все правильно сложилось.

Два парня в штатском, явные служаки, при появлении Морского синхронно отошли от окна и встали в дверях палаты, зорко наблюдая.

– О! Наш герой! – театрально кивнул на Морского Саенко, с трудом приподнимаясь на подушках. Лицо его было бледно, шея – перебинтована. Тем не менее, говорил раненый вполне уверенно и, судя по телефонному аппарату, подтянутому на проводе к больничной кровати, не терял времени зря. – Приветствую! – Саенко указал рукой на стул в углу палаты. – Я слышал, ты раскрыл нам преступление. Конечно, можно почитать в отчетах, но, каюсь, я такое люблю слушать из первых уст, – он многозначительно подмигнул.

Не в силах совладать с собой, Морской прошел к окну и отвернулся.

– Э! Обижаешься? – Саенко коротким кивком головы велел удалиться всем, кроме Морского, и продолжил: – Ты это брось. Ты зря. Давай, хватай стул, садись поближе и поговорим.

Пришлось повиноваться. Чтобы не растерять последние капли уважения к самому себе, Морской заставил себя посмотреть – сурово и вопросительно – прямо в глаза Саенко.

– Чего смотришь зверем? – примирительно протянул больной. – Ну, так сказать, нарисовалось между нами недоразумение. Но мы же свои люди – сколько раз уже судьба сводила, и все с пользой. Давай уже, не обижайся. И я не буду.

Морской поежился. Были времена, когда о зверствах Саенко доводилось лишь читать в архивных документах – тогда, встречаясь с ним, Морской, хотя и ощущал приличный дискомфорт, но леденящий страх и отвращение не сковывали движений. Тогда и говорили вполне себе свободно – каждый о своем, но в целом, может, и откровенно. Даже несколько дней назад, когда Морской уже подозревал Саенко в причастности к убийствам, все было все равно существенно проще. Идея о тайной войне и вдохновляла, и давала силы. Сейчас же Морской скис. После того, как он своими глазами видел садиста в действии, он попросту физически не мог вымолвить перед ним ни слова.

– Ты вот что, – Саенко начал раздражаться, – заканчивай мне эти вытребеньки. Ну стукнул я тебя разок сгоряча, ну виноват, каюсь. Очень мне в клуб было надо, а ты на рожон лез.

«Неплохо! – потихоньку возвращающаяся к Морскому логика начала притуплять рефлексы. – Он считает, я обижен за ту оплеуху… Не понимает, что я знаю много больше. Пусть так и думает».

– Что гордый – это хорошо, – гнул свое Саенко, – а что обижен – плохо. Я ведь к тебе со всей душой пришел. И сразу, как меня немного подлатали, – он показал на повязку на шее, – подумал о тебе и вызвал, чтобы точки все расставить. Цени! – Саенко кивнул на телефонный аппарат и усмехнулся. – Я запросил отчет с твоими показаниями. Ребята молодцы, подсуетились, все мне зачитали. Ты правильно сделал, меня не упомянув. То есть скрывать мне, конечно, нечего. Как тебе, видимо, уже сказали, я вел расследование – имел право на решительные действия в критичную минуту. Но чисто по-человечески – хвалю. Обещал никому не говорить, что я тебя к поискам клуба привлек – и не сказал. Я это уважаю. А думал-то небось про меня плохо… В игорном клубе – государственная личность. Такой конфуз, что даже мне обидно, – Саенко несколько наигранно захихикал. – Сейчас-то понимаешь хоть, что отказом допустить меня в клуб чуть не сорвал мне расследование? Мне оставался лишь шажок, чтобы прищучить этого Доценко, а тут ты стал мешаться. Вот я и треснул сгоряча. Ты б лучше позабыл совсем про это… Я ведь забыл, что ты пытался драться и, несмотря на мой приказ, все равно ворвался в клуб. Хотя, конечно, это хорошо. Если б не ты, не факт, что Доценко бы признался. Я, когда понял, что ранен и что убийца отобрал мое оружие, кинулся за подмогой. Могу упустить мерзавца. А ты молодец, не растерялся… Когда ты спустился в подвал, признавайся?