Преферанс на Москалевке

– А я скажу! – Первому явно нравилось быть в центре внимания. – То, правда, давний случай. В 38-м нас вот этой же компашкой – только замест тебя, ясное дело, был Доця – внезапно обязали ехать на задержание одной партийной шишки. Ну, нам не впервой, дело плевое. Пришли, навели шмон, покуражились, как полагается, чтоб враг народа сразу понял, что шутки кончились. А он возьми да выкинь финт! Достал гранату и кричит: «Вы меня знаете. Всех подорву!» – Крепыш, почувствовав в Коле благодарного слушателя, сделал театральную паузу и грозно пошевелил бровями, изображая описываемого злодея: – Ну что сказать… Мы знать его не знали, но кричал он с такой безумной мордой, что у меня вся жизнь перед глазами пролетела. Тут, слава партии, наш Доця не растерялся и говорит: «Идемте-ка, орлы, отсюда. Мне вами рисковать не дозволялось. Вернемся утром с подмогой, а пока – пусть проспится да одумается». Здравое решение, что ни говори! И потому, что этот крендель явно был не в себе, и потому, что у нас на такие случаи даже инструкций никаких не было. Это ж кому придет в голову сопротивляться НКВД? Вернемся с подмогой и инструкциями – тогда пойдет, как родной. Куда он от нас денется?

– Но делся ведь, – тонким голоском перебил второй.

– Куда? – оторопело спросил Коля, представляя уже, как позабавит этой неслыханной историей друзей.

– Да никуда, – буркнул в ответ крепыш. – Остался цел и невредим, как и не было ничего. К утру всех, кто к приказу об его, значит, задержании руку приложил, уже арестовали. Непростой оказался кренделек: позвонил куда следует, шухеру навел, доказал свою невиновность и вредителей, которые его подставить хотели, под суд отдал. А мы что? – Теперь он то ли жаловался Коле, то ли подбадривал напарника. – Мы люди подневольные. Ну да, вели себя не слишком… хм… аккуратно, но он же должен понимать, что мы не со зла, а по долгу службы. Короче, – это говорилось уже явно для Коли, – перед тем, как мы ушли, он нам пообещал, что каждого достанет. Дескать, это правило номер один: кто его задел, тому, хоть что твори, несдобровать. Но вот уже два года истекло, а мы пока что вроде на свободе. Я так думаю, что он нас посчитал за мелких сошек и забыл давно.

– А как же письмо? Точнее письма? – Второй тоже решил, что скрывать ему нечего, и пояснил для Коли: – Сегодня я письмо с угрозой получил. Готовься, мол, пробило твое время. Я, конечно, все понимаю: кто угодно такое написать мог, но вообще-то это впервые со мной. И чует мое сердце – это тот, с гранатой. Тем более, внизу была приписка, мол, пришла пора вспомнить о правиле номер один. А мы ж как раз должны были дежурить тем же составом, что тогда при задержании на Клочковской. А Доця вдруг сбежал… А ты еще, Аркаша, говоришь, что тоже такое письмишко получил…

– Получил. Такое же – слово в слово! – мрачно подтвердил крепыш, но тут же взял себя в руки: – Да ладно! За что нас брать? Мы ж просто честные служаки…

– Ладно, служаки! – Коля понял, что такие разговоры могут далеко завести. – Потом с вашими письмами разберемся. Угрозы – это как раз по моей части. Лучше б, конечно, что-то реальное сделал, а так дело возбуждать не из-за чего. Но для обычного добровольного расследования и письмо сгодится. Мне, честно говоря, прям любопытно, что могло испугать нашего доблестного сержанта Доценко. Но то потом. Сначала давайте все же задание выполним. Так что вперед!

– Э! – через минуту подал голос первый опер, кивая на домовую табличку, – мы не туда идем. Ты говорил, по Чернышевского идти, а это – Чернышевская.

– Ты что, неместный? – улыбнулся Коля.

– Сам ты деревня! – Крепыш воспринял Колины слова по-своему и обиделся за друга. – Он поместнее тебя будет. И родился в Харькове, и вырос.

– Да! – подтвердил первый опер. – И знаю, что улица Чернышевского у нас перетекает в улицу Чернышевскую. Потому и говорю: не та тут улица.