Преисподняя

— Я как раз думал — поймете вы или нет. Они могли его сами съесть.

Наступило молчание.

— Нам предлагают в пищу мертвеца? — прохныкала Пиа. — Для еды?

— Вопрос — почему вдруг? — сказал Айк, глядя на темное озеро.

Твиггс был оскорблен:

— Они считают нас каннибалами?

— Просто думают, что мы хотим выжить.

И Айк сделал страшную вещь. Он не оттолкнул труп от берега, а стал ждать.

— Чего ты ждешь? — возмутился Твиггс. — Убери его.

Айк молча ждал.

Искушение было отвратительное. Наконец Руис сказал:

— Ты о нас плохо думаешь, Айк.

— Не смей нас оскорблять, — потребовал Твиггс.

Айк не обратил на него внимания. Молча ждал, что скажут остальные. Прошла еще минута. Все смотрели на него. Никто не хотел сказать «да», никто не хотел сказать «нет». А он не собирался решать за всех. Даже Али не отвергла предложение с ходу.

Айк терпеливо ждал. Мертвый солдат покачивался позади него. Он тоже терпеливо ждал.

Али не сомневалась, что все думают об одном и том же — какой у него вкус, и насколько его хватит, и кто этим займется. Наконец она вышла вперед и ответила за всех:

— Ну, допустим, мы бы его съели. А что потом?

Айк вздохнул.

— Вот именно, — подхватила Пиа через несколько секунд.

Руис и Сперриер прикрыли глаза. Трой слегка покачал головой.

— Слава тебе господи, — сказал Твиггс.

* * *

Путники изнывали в крепости, сил едва хватало, чтобы выйти наружу помочиться. По очереди жались на матрацах — не очень-то приятно лежать на собственных костях.

Вот, значит, каково голодать, думала Али. Голод — ожидание окончательного изнеможения. Али всегда гордилась умением преодолеть себя. Однако легко отказаться от мирских соблазнов, когда знаешь, что можешь к ним вернуться. А с настоящим голодом совсем не так. Уход — это тяжкое однообразие.

Пока их силы не иссякли окончательно, Али и Айк провели еще две ночи в освещенной комнате. Тридцатого ноября они спустились к остальным. У Али кружилась голова, и она больше не смогла подняться по лестнице.

Голод сделал людей очень старыми — и совсем молодыми. Твиггс выглядел особенно постаревшим, лицо ввалилось, челюсть отвисла. И в то же время они напоминали детей — спали каждый день все больше и больше, свернувшись калачиком. Кроме Айка, который, как лошадь, боялся ложиться, они спали уже по двадцать часов.

Али пыталась заставить себя работать, соблюдать гигиену, молиться, рисовать карты. Пыталась навести хоть какой-то порядок в этом хаосе Господнем.

Второго декабря утром от озера донеслась какая-то возня.

Те, кто еще мог сидеть, попытались выпрямиться: сбылись их худшие страхи. За ними пришли хейдлы.

Казалось, на берегу собралась стая волков.

Кто-то обрывочно шептал. Трой заковылял на поиски Айка, но его не слушались ноги. Он опять уселся.

— Не могли подождать, — тихо простонал Твиггс. — Так хотелось умереть во сне.

— Заткнись! — прошипел Руис. — И выключи фонарь. Может, они и не знают, что мы здесь. — Он поднялся на ноги и в призрачном свечении камня, пошатываясь, побрел к бойнице, вырубленной рядом с входом. Осторожно, как вор, высунул голову. И скользнул вниз.

— Что там? — прошептал Сперриер.

Но упавший молчал.

Сперриер подполз поближе.

— Руис, эй! Господи, да у него затылка нет!

И тут началась атака.

Внутрь повалили расплывчатые фигуры, какие-то звериные силуэты на фоне светящихся стен.

— О боже мой! — завопил Твиггс.

И если бы не его вопль, их всех скосили бы из пулемета. Воцарилась тишина.

— Не стрелять! — скомандовал кто-то. — Кто сказал «боже мой»?

— Я, — проныл Твиггс. — Дэвид Твиггс.

— Не может быть!

— Наверное, ловушка, — сказал другой голос.

— Да это же мы! — крикнул Сперриер и посветил фонарем себе в лицо.

— Солдаты! — закричала Пиа. — Американцы!

По залу рыскали лучи.

Обросшие солдаты, не разгибаясь, сновали по всем углам, готовые стрелять. Трудно сказать, кто больше удивился — отупевшие от голода ученые или озверевшие остатки команды Уокера.

— Не двигаться! Не двигаться! — орали солдаты.

У них были красные глаза. Они никому и ничему не верили. Дула винтовок так и порхали в поисках противника — словно стайка колибри.

— Несите сюда полковника, — сказал кто-то.

Принесли Уокера — он сидел на винтовке, которую держали в руках двое солдат. Али показалось, что полковник изнурен голодом, но тут же увидела кровь. Сквозь искромсанные штанины торчали вошедшие в мясо и кости осколки обсидиана.

Таким изможденным он выглядел из-за боли. Однако хватки своей полковник не утратил. Уокер окинул зал хищным взглядом.

— Вы что, больны? — осведомился он.

Али увидела себя и своих спутников со стороны — исхудавшие тени, едва способные сидеть. Настоящие пугала.

— Мы просто голодные, — объяснил Сперриер. — У вас есть еда?

Уокер посмотрел на них.

— А где остальные? Насколько я помню, вас было не девять, а побольше.

— Они ушли домой, — сказала Челси, согнувшаяся над своей шахматной доской.

Она смотрела на тело Руиса. Теперь было видно, что пуля вошла ему в глаз.

— Решили вернуться тем же путем, — пояснил Сперриер.

— И врачи тоже? — уточнил Уокер.

На минуту в нем затеплилась надежда.

— Остались только мы, — добавила Пиа. — И вы.

Полковник обвел глазами зал.