Прекраснейшая

Левана оторвала взгляд от ребёнка, что лежал на вышитом одеяле в центре комнаты, словно это было обычным днём, а не царским собранием относительно юбилея страны. Было несколько дизайнеров, флористов, декораторов, пекарей, провизоров и ремесленников, что стояли у задней стены комнаты, ожидая высказывания своего мнения и возможности представить себя. Требовалось мгновение Леване, чтобы понять, что сестра говорит о двух огромных букетах, одинаковых, но в одном была пара серебряных листов, в отличие от изумрудных в другом.

— Серебро, — кивнула она. — Да, прекрасно.

— Добавьте больше, — Ченнэри постучала пальцем по губам. — Хочу, чтобы комната сверкала! Все слышат? — голос поднялся. — Искорка! Сияние! Хочу, чтобы всё мерцало! Хочу, чтобы все гости были ослеплены. Хочу, чтобы концерта лучше не видел город! Чтобы об этом говорили поколениями! Понятно?

Понимающие кивки распространились по залу, но Ченнэри уже не обращала на них внимания, глядя на предложения перед нею. Крошечные тарелочки с десертами и коктейлями с кубиками льда в них — и каждый в форме короны королевы.

— Нет, это всё плохо! — Ченнэри схватила поднос с закуской и швырнула его в стену. — Я хочу, чтобы это искрилось, разве так трудно понять? Вы слепы?!

Никто не указал, что прежде она об этом не говорила. Но они были должны знать это до этой встречи. Естественно.

Левана покачала головой за спиной сестры.

Ребёнок расплакался.

Обернувшись, Ченнэри махнула Леване.

— Возьми ребёнка.

Левана моргнула.

— Я? Почему я? Где няня?

— О, звёзды свыше, её просто надо покачать! — Ченнэри закашлялась. Она поспешно прикрылась локтём, так женственно, как могла. Леване казалось, что в последнее время она кашляет слишком много, несколько недель, если не месяцев, и хотя Ченнэри утверждала, что это временно, кашель лишь усиливался.

Слуга бросился со стаканом воды, но Ченнэри схватила его и швырнула в стену. Стекло разрушилось, а Ченнэри ушла из комнаты, всё ещё кашляя.

Крики ребёнка усилились. Левана нерешительно подошла ближе.

Кто-то ушёл.

— Заканчиваем на сегодня, — сказал один из организаторов ремесленникам. — Приходите завтра с улучшенной работой.

Левана стояла над ребёнком ещё целое мгновение, наблюдая за тем, как краснело лицо и сжимали одеяло пухлые ручки. Пучки тёмно-каштановых волос торчали во все стороны.

Хотя ребёнку было семь месяцев, и он вот-вот будет ползать, Левана всё ещё не держала племянницу. Всегда был кто-то, кто взял бы ребёнка, как и Зиму — кажется, этот ребёнок тепла к ней не ощущал вообще.

Запыхтев, она расправила плечи, присела, взяв ребёнка так нежно, как могла. Встав, она устроила ребёнка на сгибе руки, делая всё возможное, чтобы ворковать нечто утешительнее, но плач усилился, а маленькие кулачки били Левану в грудь.

С раздражённым вздохом Левана ходила взад и вперёд по комнате, прежде чем выйти на балкон с видом на Артемисию. Она могла видеть придворных в пышных дворцовых садах, аристократов на лодках среди озера. В небе была полная земля. Огромная и бело-голубая, потрясающая на небесах.

Однажды она уговорила Эврета прокатиться на лодке с нею, но он всё время желал вернуться домой с Зимой, ведь она так быстро росла, убеждая, что она может сказать своё первое слово.

Это было очень давно.

На самом деле, они столько всего сделали вместе.

Поднимая Селену так нежно, как могла, Левана смотрела в лицо будущей королевы. Она хотела бы знать, вырастет ли ребёнок таким испорченным и невежественным, как её мать, что больше заботиться об икебане, чем о политике.

— Я была бы лучшей королевой, чем твоя мать, — прошептала она, — лучшей, чем ты.

Ребёнок продолжал выть, испорченный и глупый.

Не было смысла думать об этом. Ченнэри королева. Селена — наследница. Левана — просто принцесса, с мужем-гвардейцем и дочерью без королевской крови.

— Я могу бросить тебя с балкона, — проворковала она, — и ты ничего не поделаешь.

Ребёнок не реагировал на угрозу.

— Я могу заставить тебя перестать плакать. Тебе понравится?

Это была соблазнительная мысль, и Левана едва удержалась. Они не должны манипулировать маленькими детьми, ведь исследователи доказали, что манипуляции над малышами и их впечатлительным мозгом могут уничтожить его формирование.

Левана задалась вопросом, сколько вреда принесёт одно мгновение тишины… когда услышала, как по полу ступали каблуки её сестры.

Обернувшись, она увидела, что Ченнэри пыталась скрыть, насколько ужасным был приступ, шагая с прямым, как палка, позвоночником, пылающими глазами, её каштановые волосы спадали на плечи. Но лицо было в пятнах, а капелька пота ещё осталась на верхней губе.

Она взяла ребёнка из рук Леваны без единого слова, без благодарности.

— Всё в порядке? — спросила Левана. — Ты не умираешь?

Скрывая пятна на шее, Ченнэри отвернулась, не собираясь любоваться видом. Когда она ступила в комнату, плач ребёнка начал стихать, пухлые пальцы касались материнского лица.

Леване в голову пришло, что дети не видели чары, потому ненавидели её, ведь видели, какая она настоящая.

— Ты кашляешь столько времени. Может быть, стоит увидеть доктора Элиот?