Светлана Панина

Прекрасное далеко

Если спуститься с пригорка, пробежать по шаткому деревянному мостику, переброшенному через речушку Порошку, и дальше налево по бережку, распугивая кузнечиков и лягушек, до самого изгиба реки, а там по узкой тропинке, то выйдете прямиком к куцей березовой рощице… Возле нее и притулился небольшой дом, в котором жил Пашка.

Земля приятно щекотала босые пятки, майское солнце нагревало макушку, в воздухе вкусно пахло яблоневым цветом, и Пашка чувствовал себя абсолютно счастливым. Правильно, что он слинял с двух последних уроков. До конца литературы и то еле досидел, как тут утерпеть! К тому же на алгебре все равно ничего нового не узнает, а физру не грех и прогулять. Да и пробежка от школы до дома любую тренировку заменит! Зато сейчас мама, наверное, ставит в печку пирожки с картошкой, в доме пахнет жареным луком и дрожжами…

Пашка толкнул калитку, вбежал во двор, переполошив кур, и замер. Рядом копошилась толстая хрюшка. Коровник стоял, распахнутый настежь, пока Ночка (или Белка?.. нет, Белка, кажется, была позже…) паслась на лугу. Возле курятника важно прогуливался красавец-петух. Солнце щедро заливало двор, пахло навозом и прошлогодним сеном. Все было так, как помнил Пашка. Он взбежал на крыльцо – верхняя ступенька «правильно» прогнулась. Дернул дверь – ручка «правильно» болталась. Шагнул в сени, где «правильно» жужжали мухи… Пашка был дома…

Он влетел в кухню, замер в дверях, увидев мать: ее щеки раскраснелись от печи, из-под платка выбилась светлая прядка, передник запачкался в муке…

– Пашка? Так рано? Как же так? Уроки уже закончились?

Он рванулся к ней, уткнулся подмышку.

– Мама, мамка… Я так соскучился!..

***

Павлу Константиновичу шестьдесят три, и настоящее перестало радовать его лет пять назад.

Когда на излете тридцати ему вручили медаль Филдса, казалось, все только начинается. Лет через пять он понял, что исчерпал себя, как ученый. Еще через пять стало ясно, что все, что ему осталось – это лекции в престижном университете, да раз в несколько лет – банкет по поводу очередной монографии.

Нет, он доволен всем и никогда не хотел переиграть жизнь заново. Разве что еще разок пережить одно или два мгновения из детства и юности…

– Павел Константинович, – усмехается его собеседник, представившийся просто Василием. – Не требуйте от нас невозможного! Мы не волшебники! Вы не хуже меня понимаете, что путешествия во времени – фикция.

– Но, что же тогда? Вы предлагаете вернуть меня в детство… Я просто пытаюсь понять как…

– Ну… – Василий улыбается. – Назовем это победой технологий над разумом. Считайте, что мы создадим для вас параллельную реальность, в которой вы снова будете десятилетним мальчишкой. Резвитесь, творите, что хотите, исправляйте ошибки, хоть свои, хоть чужие… Это оправдывает цену, не правда ли?

Павлу Константиновичу кажется, что это оправдывает все…

***

Утро.

Летнее солнце протискивалось сквозь притворенные ставни, и в его лучах кружилась, поблескивая, пыль, а вся комната казалась золотистой. Пашка давно не спал. Он проснулся с петухами и теперь с упоением слушал, как мать возится во дворе, как ласково приговаривает что-то корове, курам, как гремит за стеной посудой; вдыхал забытый запах подушки… Гулко тикали ходики, рука машинально гладила рукотканный коврик, висящий над кроватью… Куда он делся потом? Пашка уже и не помнил.