Прекрасное далеко

— Ладно, продолжай, — улыбаясь, говорю я. — Превращай себя в кого хочется. Мы подождем.

— Это займет всего минутку! — взволнованно восклицает Энн, щеки у нее пылают. — Обещаю!

— Все это плохо кончится, не сомневаюсь, — ворчит Фелисити, когда я спускаюсь.

Она пытается получше завязать бант на шее. Я касаюсь банта кончиками пальцев — и он становится пышным и нарядным.

— Ты ведь сама постоянно твердишь, что в магии нет прока, если мы не можем пользоваться ею здесь, — напоминаю я.

— Я не имела в виду поездки на спектакли и новые шляпки, — огрызается Фелисити.

— Для Энн это очень много значит.

— Не понимаю, как посещение дневного спектакля может изменить ее жизнь, — продолжает брюзжать Фелисити. — Вместо того чтобы стать простой гувернанткой, она станет гувернанткой, которой довелось побывать в театре.

— Я пока что не знаю, — говорю я. — Но это — начало.

— Привет!

Мы оборачиваемся на голос Энн, но на лестнице над нами стоит вовсе не она. Это кто-то совсем другой — молодая особа, лет двадцати на вид, с пышными темными локонами, чуть вздернутым носиком и глазами сапфирового цвета. В этом существе нет ни малейшего намека на нашу Энн. На ней платье, которое могло бы сойти с обложки журнала парижской моды. Оно сшито из шелка персикового цвета, с отделкой из черного муара, с широким кружевным воротником. Рукава у плеч пышные, но чуть ниже они плотно охватывают руку. На голове красавицы бархатная шляпка сливочного цвета, с одним-единственным пером. Ансамбль завершает изысканный зонтик.

Она замирает на верхних ступенях лестницы в красивой позе.

— Как я выгляжу?

— Просто безупречно, — отвечает ошеломленная Фелисити. — Глазам не верю!

Энн смотрит на меня.

— Джемма?..

Она ждет моего ответа. Но… дело не в том, что она не хороша; она очень хороша. Просто это уже не Энн. Я ищу те черты, которые так милы мне в моей подруге: пухловатое лицо, застенчивая улыбка, осторожный взгляд — но все это исчезло. Энн заменило вот это странное существо, совершенно мне незнакомое.

— Тебе не нравится, — говорит она, прикусив губу.

Я улыбаюсь.

— Просто ты выглядишь уж слишком по-другому.

— В том и смысл! — заявляет Энн, подхватывает юбку и кружится. — Ты ведь уверена, что никто меня не узнает?

— Я и сама не узнала, — заверяю я.

Тут лицо Энн затуманивается.

— Но как долго продержится иллюзия?

— Не могу сказать, — отвечаю я. — По меньшей мере несколько часов. Может быть, даже весь день… ну, в любом случае, достаточно для нашей затеи.

— Мне бы хотелось, чтобы так осталось навсегда, — говорит Энн, касаясь затянутой в перчатку рукой своего нового лица.

К нам надменной походкой приближается Сесили, с широкой улыбкой на лице. На ней прекрасное жемчужное ожерелье с изящнейшей камеей.

— Ох, Фелисити, ты только посмотри! Разве оно не великолепно? Это мама прислала. Мне не следовало бы его надевать до первого выезда в свет, но я не смогла устоять. О, добрый день! — здоровается она, только теперь заметив Энн.

Фелисити спешит вмешаться.

— Сесили, это моя кузина, мисс…

— Нэн Уошбрэд, — холодно произносит Энн.

Мы с Фелисити чуть не взрываемся хохотом, но тут же соображаем, что это анаграмма имени Энн Брэдшоу.

Чары отлично скрывают Энн. Сесили, похоже, очарована «старшей двоюродной сестрой Фелисити» и говорит с ней так, словно перед ней — герцогиня.

— Вы будете пить с нами чай, мисс Уошбрэд? — с придыханием спрашивает она.

— Боюсь, нет. Мы отправляемся посмотреть на мисс Лили Тримбл в «Макбете».

— Я большая поклонница мисс Тримбл, — заявляет Сесили.

Врунья!

Энн напоминает мне кошку, загнавшую мышь в угол.

— Какое чудесное ожерелье!

Она дерзко касается жемчужин и хмурится.

— О, они липкие!

Сесили в ужасе хватается за шею.

— Не может быть!

Энн одаривает ее взглядом одновременно сожалеющим и самодовольным.

— Знаете, дорогая, я неплохо разбираюсь в драгоценностях, и должна с сожалением вам сказать, что ваше ожерелье — подделка.

Лицо Сесили багровеет, и я пугаюсь, что она сейчас зарыдает в голос. Она снимает ожерелье и внимательно рассматривает его.

— Ох, боже! Ох! А я уже всем его показала! Теперь все сочтут меня за дуру!

— Или за обманщицу, — говорит Энн, и в ее голосе появляется легкий оттенок жестокости. — Знаете, я недавно слышала историю о девушке, которая выдавала себя за знатную особу, а когда ее обман раскрылся, ее репутация была погублена. Мне бы не хотелось, чтобы с вами случилось нечто подобное.

Сесили, ужаснувшись, сжимает ожерелье в ладони, стараясь спрятать.

— И что мне теперь делать? Я погибну!

— Ну, что вы, что вы, — Энн легонько похлопывает Сесили по плечу. — Вы не должны так тревожиться. Я могу его забрать у вас. А вы скажете матушке, что оно потерялось.

Сесили прикусывает губу и всматривается в жемчуг.

— Но она так рассердится…

— Это все же лучше, чем выглядеть в глазах других глупышкой… или кое-кем похуже.

— Действительно, — бормочет Сесили. — Спасибо за добрый совет.

И она неохотно отдает ожерелье Энн.

— Я его спрячу подальше, вы можете быть уверены, никто об этом не узнает, — заверяет ее Энн.

— Вы очень добры, мисс Уошбрэд.

Сесили смахивает слезу.