Пустота. Я чувствовала пустоту, которую ничто было не в силах заполнить. Я потеряла последнего близкого человека. Любимого человека. «Мама, мамочка…» — слезы снова сорвались с ресниц. Мне её очень не хватало. Тоска по её улыбке, по тёплым объятиям снова накатила. Отодвинув учебник истории, я поджала коленки вдавившись в них подбородком и заворожённо наблюдала, как ветер срывал с деревьев жёлтые листья, а с неба падали капли осеннего дождя. Затейливыми линиями они стекали по стеклу, как и слёзы по моим щекам. Услышала шуршание шин, въезжающей во двор машины, но я была ко всему безразлична. Я знала, что это приехал он. Сторонилась его. Не могла объяснить почему, просто чувствовала, что этот человек совсем не такой каким представлялся окружающим.
Когда папа погиб в аварии, я была ещё ребёнком, которому едва исполнилось двенадцать лет, и ничего не знала о его делах, но чувствовала, что неприятности у него начались вскоре после того, как дядя Миша стал его партнёром и частым гостем в нашем доме. После гибели отца они с мамой сблизились. Мужчина поддерживал её и помогал в бизнесе, но мне он не нравился. Что-то меня в нём настораживало. Но со временем мама снова стала улыбаться, снова ожила, и я смирилась, привыкла к его частому присутствию в нашей жизни. Когда мне было пятнадцать, они вообще поженились. Вскоре я стала замечать его странные взгляды, которые слишком пристально и надолго на мне задерживались, его прикосновения, которые со стороны выглядели по-отцовски, но когда никто не видел, чувствовала, как его пальцы слишком нежно меня поглаживали. Я стала избегать этих контактов. Маме я побоялась рассказать о своих ощущениях и опасениях, ведь, по сути, ничего непристойного он не делал, а я боялась её огорчить.
Через год мама стала такой странной: часто плакала, пребывала в прострации, то отрешённо смотрела, словно витала где-то, то резко впадала в истерику, панику, ходила по ночам. Врачи говорили, что это стресс, депрессия. Но от чего? Ведь даже после гибели папы она такой не была. А вскоре, когда мне только исполнилось семнадцать, в таком состоянии она ночью вышла на улицу, и никто не увидел. Мама утонула в бассейне. Сказали, что она была сильно пьяна, поэтому, упав в воду, захлебнулась, но я не верила. Мама никогда не пила, а дядя Миша почему-то сказал следователю, что она часто последнее время выпивала и принимала антидепрессанты. Мне же никто не поверил. Следователь отмахнулся от доводов ребёнка. Мол я могу ничего и не знать про жизнь взрослых.
Щёлкнула дверь, и я вздрогнула. Вытерла слёзы с лица, посмотрев на вошедшего. Дядя Миша улыбнулся.
— Можно?
Я промолчала. Опустила глаза, спустила вниз ноги в гольфах и села, поправив клетчатую юбку. Мужчина, не дождавшись моего ответа, всё же вошёл и сел рядом. Вздохнул.
— Я понимаю, Соня, как тебе тяжело. Я тоже любил твою маму.
Я повернулась и посмотрела в его холодные, как зимнее небо, глаза. Он натянул улыбку. Наигранно, я чувствовала. От боли одиночества снова слёзы потекли по щекам. Он обнял меня рукой за плечи и прижал к себе. В нос ударил запах его парфюма и сигаретного дыма. Второй рукой мужчина стал гладить меня по щеке, вытирая слёзы, а я замерла, боясь пошевелиться.
— Я позабочусь о тебе. Ты должна мне доверять, — вкрадчиво, спокойно и тихо говорил мужчина. — Ты будешь всем обеспечена. Я могу отправить тебя в лучший колледж Европы, — отстранил меня и посмотрел в глаза. — В какой хочешь?
— Я хочу, чтобы мама была жива, — как ребёнок всхлипнула, поджав губы. — Но ты же не можешь мне её вернуть.
— Нет, малышка. Не могу. Но у тебя есть я, — его рука стала скользить по моему плечу.
Взяв в свою большую ладонь моё лицо, он большим пальцем вытирал слёзы с моих щёк. Его поглаживания и спокойный голос стали меня понемногу успокаивать, и я инстинктивно прижалась к мужскому плечу, которого мне очень не хватало после гибели отца.
— Ты уже стала совсем взрослой. Ты должна быть сильной, — тихо сказал он, обволакивающим голосом, продолжая гладить меня по щеке. — Ты очень красивая, Соня. Знаешь? Очень. У тебя будет всё, что захочешь. Что ты хочешь? Скажи.