Прекрасные господа из Буа-Доре

– Как рассвело, я за дело и принялся, – рассказывал Жан Фароде, – обыскал все из конца в конец, все перевернул, старые дрова раскидал и нашел каморку, которую раньше не замечал. А в каморке человек, словно сноп перевязанный; а рот весь одеревенел от кляпа из соломы. Человек казался совсем мертвым, с ног до головы, но я его взял, к себе отнес, развязал, ему и полегчало, а уж после капельки вина он в себя и пришел.

– А что это был за человек? – спросил маркиз, думая, что речь идет об Альвимаре. – Вам он знаком?

– Конечно, господин Сильвен, – ответил арендатор. – Я его раньше видел. Это был господин Пулен, настоятель вашего прихода. Четыре часа он и слова сказать не мог, так измучился, пытаясь выпутаться из веревок. Только на рассвете он нам сказал:

– Я расскажу все только суду. Я не виновен в том, что произошло, клянусь.

– Весь день он был словно в лихорадке и метался туда-сюда. Наконец, сегодня вечером ему полегчало, и он пожелал вернуться домой, я его туда и доставил, посадив позади себя на круп моей жеребой кобылы, извините за выражение.

– Пойдем расспросим его, – сказал Гийом, поднимаясь.

– Нет, – ответил маркиз. – Пусть поспит. Ему это очень не помешает, да и нам тоже. Да и разве может он нам сказать что-то, чего мы сами уже не знаем? И в чем мы можем обвинить его? Он дал последнее напутствие умирающему господину д’Альвимару – это его долг. Узнав, что тот устроил против меня заговор, он, если и не стал угрожать ему разоблачением, по крайней мере, отказался поддержать его. Вот поэтому цыгане его связали и заткнули рот кляпом.

Гийом возразил, что господин Пулен опасен для Брианта, и следовало бы, по крайней мере, пригрозить ему разоблачением в деле с рейтарами, чтобы он был покорен и держался ото всех подальше.

Маркиз категорически отказался мучить человека, который и так был наказан, пострадав от грубого обхождения и рискуя погибнуть забытым в своей темнице.

– Сами посудите, – сказал он, – по милости Божьей мы одолели сорок рейтаров, хорошо вооруженных и имевших пушку; мы справились с бандой ловких и изощренных мошенников; с ужасным пожаром и выбрались из самой гнусной западни. А теперь хотим отомстить бедному священнику, который и постоять-то за себя не может.

Маркиз забыл, что опасность еще не устранена. Ведь принц, спешно отправившийся ко двору, мог быть там принят холодно, после чего он скорей всего внезапно вернется и выместит свои обиды на провинциальных вельможах. На этот случай следовало бы позаботиться о том, чтобы между маркизом и принцем не стоял человек, способный выступить на защиту деяний Альвимара.

Именно об этом напомнил маркизу на следующий день Люсилио. Буа-Доре тотчас же поскакал к господину Пулену, чтобы справиться о его здоровье.

Священник еще не вставал с кресла, так он намучился от холода, веревок и страха. Он попытался убедить маркиза, что якобы пострадал, упав с лошади, после чего был вынужден провести целые сутки у одного из своих собратьев.

Но Буа-Доре сразу перешел к делу и заговорил с ним твердо, но вежливо и великодушно. Он не преминул показать священнику заметки из дневника Альвимара, который слишком нелицеприятно отзывался о нем и о принце.

Господин Пулен был уже не столь горделив, и тревожные сомнения терзали его.

– Господин де Буа-Доре, – произнес он, вздыхая и смахивая со лба холодный пот, выступивший при воспоминании о пережитых мучениях, – я видел смерть так близко и думал, что не боюсь ее, но она предстала передо мной в столь отвратительном и жестоком обличье, что я дал обет уйти в монастырь, если мне удастся выбраться из того холодного каменного мешка, куда меня живьем захоронили. Теперь я свободен и жажду поскорей удалиться от интересов этого мира и не хочу принимать ни ту ни другую сторону. В глубоком уединении я буду думать только о спасении моей души, и, если вы соблаговолите выделить мне келью в аббатстве Варенн, в котором вы являетесь доверенным лицом, я бы не желал ничего более.

– Хорошо, – ответил Буа-Доре, – но при одном условии: вы мне правдиво расскажете о том, что же произошло в Брильбо. Не буду мучить вас ненужными вопросами: на три четверти я уже знаю то, что вы мне можете рассказать. Я хочу знать лишь одно: признался ли вам господин д’Альвимар на исповеди в убийстве моего брата?

– Вы просите меня выдать тайну исповеди, – ответил господин Пулен. – И я бы отказался, как велит мне долг. Но сам господин д’Альвимар, искренне раскаявшись в свой последний час, поручил мне все рассказать после его смерти и после смерти Санчо, который, как он полагал, ненадолго переживет его. Знайте же, что господин д’Альвимар, принадлежавший по матери к благородному роду и получивший благодаря тому, что тайна его рождения осталась нераскрытой, право носить имя супруга своей матери, на деле был плодом преступной связи его матери с Санчо, бывшим главарем шайки разбойников, ставшим земледельцем.