Прекрасные и обреченные. По эту сторону рая

Наступил понедельник, и Энтони повел Джеральдин Берк обедать в «Бозар», после чего они отправились к нему на квартиру. Энтони выкатил маленький столик на колесах и, изучив хранившийся там запас спиртного, выбрал в качестве бодрящего средства вермут, джин и абсент.

Джеральдин Берк, работавшая билетершей у Китса, уже в течение нескольких месяцев скрашивала жизнь Энтони. Малышка требовала так мало, что Энтони к ней искренне привязался, так как после досадного случая с одной из дебютанток прошлым летом, когда после нескольких поцелуев от него ожидалось предложение руки и сердца, к девушкам своего круга стал относиться подозрительно. Его критический взгляд тут же отмечал все изъяны, будь то отсутствие внешнего изящества или недостаточная утонченность натуры. Но к простолюдинке, служившей билетершей у Китса, отношение совсем иное. Можно смириться с некоторыми особенностями характера у собственного лакея, но те же слабости совершенно непростительны для людей, которые стоят с тобой на одной ступени. Джеральдин, свернувшись калачиком у дивана, искоса поглядывала на Энтони, прищурив глаза.

– Ты ведь постоянно пьешь, верно? – неожиданно поинтересовалась она.

– Ну, в общем, да, – откликнулся Энтони, удивляясь заставшему врасплох вопросу. – А ты разве не пьешь?

– Нет. Ты же знаешь, иногда хожу на вечеринки раз в неделю, но выпиваю бокала два или три. А ты с приятелями пьешь не просыхая. По-моему, так и здоровье загубить недолго.

Слова Джеральдин растрогали Энтони.

– Значит, беспокоишься обо мне? Как мило с твоей стороны!

– Вот именно, беспокоюсь.

– Да не так уж много я и пью, – признался он. – Вот в прошлом месяце капли в рот не брал целых три недели. И вообще набираюсь по полной не чаще раза в неделю.

– Каждый день хоть чуть-чуть, да приложишься. А ведь тебе всего двадцать пять. Неужели нет никакой цели в жизни? Представь только, во что превратишься в сорок лет!

– Искренне надеюсь, что не протяну так долго.

Девушка только зацокала языком.

– Ну, ты спя-я-я-тил! – протянула она, смешивая очередной коктейль, и тут же спросила: – А вы, случайно, не родственники с Адамом Пэтчем?

– Он мой дед.

– Правда? – Девушка была явно заинтригована.

– Чистая правда.

– Забавно. Мой отец у него работал.

– Чудаковатый старик.

– А он добрый?

– Ну, в личной жизни он редко бывает противным без особой надобности.

– Расскажи о нем.

– Ну, что сказать, – задумался Энтони, – он весь высох, а на голове остатки седых волос, и кажется, что их растрепало ветром. Высоконравственный человек, что и говорить.

– И сделал много добра, – серьезно заявила Джеральдин.

– Вздор! – презрительно хмыкнул Энтони. – Благочестивый болван с куриными мозгами.

Джеральдин предпочла переключиться на другую тему:

– А почему ты с ним не живешь?

– А может, сразу податься в служки к пастору методистской церкви?

– Ну, ты спя-я-я-тил!

В знак неодобрения девушка снова цокнула языком. А Энтони удивился, сколько нравственной силы в душе этой маленькой бродяжки. Но что останется от моральных устоев, когда неумолимо надвигающаяся волна смоет ее с зыбкого островка респектабельности?

– Ты его ненавидишь?

– Да как сказать. Особой любви к нему никогда не питал. Никто не любит своих благодетелей.

– А он тебя ненавидит?

– Милая Джеральдин, – запротестовал Энтони, шутливо хмуря брови, – лучше сделай себе еще один коктейль. Я раздражаю деда. Стоит закурить сигарету, как он заходит в комнату и начинает недовольно сопеть носом. Он самодовольный зануда и порой лицемер. Я не стал бы пускаться с тобой в откровения, если бы предварительно не выпил. Да и какое это имеет значение.

Однако интерес Джеральдин ничуть не ослаб. Так и не пригубив бокал, девушка держала его большим и указательным пальцами, а в устремленном на Энтони взгляде сквозил благоговейный страх.

– Почему ты считаешь деда лицемером?

– Ну, может, и не лицемер, – согласился Энтони, теряя терпение. – Но ему не по душе все, что я люблю, да и вообще, на мой взгляд, личность деда не представляет никакого интереса.

Джеральдин лишь хмыкнула в ответ. Похоже, она наконец удовлетворила свое любопытство и снова забилась в уголок дивана, принявшись за коктейль.

– Да ты чудак, – задумчиво подытожила девушка. – И видимо, всем хочется за тебя замуж из-за богатого деда…

– Ну, не всем, хотя я не рискнул бы ставить им в вину подобное желание. И знаешь, я вообще не собираюсь жениться.

Джеральдин пропустила его слова мимо ушей.

– Однажды ты влюбишься. О, я точно знаю. – Она с умудренным видом покивала головой.

– Какой идиотизм с моей стороны вести откровенные беседы. Именно это и погубило шевалье О’Кифи.

– А это кто такой?

– Плод моего блестящего ума. Да, шевалье – мое единственное творение.

– Ну, ты спя-я-я-тил! – протянула Джеральдин с очаровательным видом, используя любимую фразу как грубую веревочную лестницу, с помощью которой преодолевала все пропасти, карабкаясь за людьми, превосходящими ее умом. Подсознательно она чувствовала, что это средство уничтожает любые преграды и возвращает в пределы досягаемости ускользающее от Джеральдин воображение собеседника.