Ей приснилось, что она сидит у причала, морские брызги летят ей в лицо, а потом возникает мужчина на камне, и они приближаются друг к другу с одной-единственной целью… Все это походило на забытое воспоминание. Они вошли в океан и вместе покачивались на волнах, сверкающих лазурью и бирюзой. Мужчина из сна не был точной копией Стивена Войку (она вообще не видела его лица), но чем-то он его, несомненно, напоминал. Может, это и был сам Стивен, инкогнито забравшийся к ней в подсознание? Что ж, весьма романтично: неузнанный, Стивен Войку является Лисбет во сне в качестве посланца из прошлого, которое она хотела бы возродить… А вдруг это был знак, что возлюбленный ждет ее? Что, возможно, они снова встретятся в ближайшем будущем? Лисбет едва не прошептала его имя.
Моргнув, она заставила себя стряхнуть наваждение и вернуться в реальность своей спальни. Она должна наконец встать, должна принять душ, должна одеться. Лежа в кровати, она могла видеть стопку красиво упакованных подарков для Клер, сложенную в шезлонге у камина. Лисбет опаздывала: она уже должна быть одетой. Нельзя, нельзя манкировать этой вечеринкой.
Но незримая сила, могучая и соблазнительная, как мужские руки из сна, тянула Лисбет назад, в уютное гнездо из перин и одеял, к пуховым подушкам, к сказочному удобству футона,
[45]вздымавшегося над обычным матрасом. Лисбет так и спала, полусидя-полулежа, как египетская принцесса в саркофаге. Вокруг ее приподнятого ложа, как и в стране фараонов, располагались предметы, которые она могла бы взять с собой, отправляясь в загробный мир: магнитола с CD-плеером, настроенная на волну джазовой радиостанции, где леди Дэй; [46]негромко и со смыслом напевала: «Why am I blue?» [47]стопка романов, придавленная потрепанным томом «Обломова»; пепельница с остатками последней вчерашней сигареты — одиноким обгоревшим фильтром и горсткой пепла; конечно же, голубая, под стать всему интерьеру, бутылка минеральной воды «Саратога»; полупустой бокал вина. Лисбет посмотрела на прикроватный столик: стоявшие на нем часы, тоже в стиле арт-деко и тоже оправленные в голубое стекло, по-видимому, остановились и отказывались сообщать ей время. Лисбет поразило, что даже часы участвуют в заговоре с целью уничтожить границу между днем и ночью.«Останься в постели еще ненадолго, — искушал внутренний голос, — ты все равно сможешь добраться туда вовремя». Приходить
Лежа в постели, Лисбет могла видеть только фрагмент пейзажа, открывавшегося за окном. Сегодня этот кусочек включал в себя уличные фонари с их фосфорическим, работающим на борьбу с преступностью свечением и скелет клена, весной, летом и осенью служившего Лисбет внешней занавеской. В теплое время года дерево не только прикрывало окно желтовато-зеленым кружевом листвы, но и было для хозяйки квартиры постоянным источником вдохновения в ее творчестве. Надо сказать, живопись постепенно становилась основным занятием (а главное, способом заработка) Лисбет, замещая собой работу в модельном бизнесе. В июне благодаря дереву спальня погружалась в зеленоватый сумрак, но Лисбет не жалела о том, что солнца становится меньше. Свет, пропущенный через фильтр кленовой листвы, был невероятно красив, и она старалась запечатлеть его на холсте вместе с колеблющимися тенями узорной листвы на стенах. Живописная серия «Дерево» оказалась одной из наиболее удачных, и ее уже почти всю раскупили. Даже самую большую картину — «Майское утро», стоявшую у камина, собиралась приобрести одна люксембургская галерея.
Весь год Лисбет испытывала влияние этого клена, последнего из целой вереницы деревьев, некогда украшавших улицу. Теперь возле других домов стояли только чахлого вида молодые деревца, опиравшиеся на подпорки и обмотанные белыми пластиковыми бинтами. Лисбет ничего не знала о деревьях, кроме того, что она любит свой клен, и
Сегодня, этим ледяным, промозглым вечером, дерево было таким же нагим, как и она сама. Лишенное листвы, оно казалось взволнованным, его черные ветви вздымались к вечернему зимнему небу, словно бы прося у высших сил… чего? Снега? Весны?