Прекрасные тела

Она представила, как красивая чернокожая Фло встает, идет в комнату Миры, величаво покачивая бедрами, и передает той радиотелефон.

— Вообще-то, — в голосе сиделки послышалась усмешка, — сейчас она говорит с каким-то Саулом…

Нина вцепилась в трубку. Саул. Ее отец. Умерший четыре года назад. В сознании Нины мгновенно всплыла брошюра «Признаки приближения смерти» — так отчетливо, что она даже увидела шрифт названия. В разделе пятом — «Посещения» — рассказывалось, что умирающему могут являться дорогие ему люди, уже покинувшие этот мир, что он может «видеть» и «слышать» умерших родственников.

— Саул у вас? — спросила Нина.

— Ну, я-то его не вижу, — ответила Фло, — но Мира очень рада, что он пришел. Она улыбается и смеется. Так что вы не волнуйтесь.

Нина тут же попросила, чтобы сиделка передала трубку Басе.

— Бася, — взмолилась Нина, — пожалуйста, скажи мне правду. Что, мама умирает? Сегодня… сейчас?

Ответом ей было молчание. Пока длилась пауза, Нина представила Басю в домашнем наряде — в клетчатой кофте с огромной молнией спереди и косынке (выходя на улицу, Бася меняла косынку на вязаную шапочку с блестками). Ее толстые узловатые руки не знали покоя — она то вязала, то помешивала суп, то массировала ноги Миры, пытаясь ускорить замедлившееся кровообращение и заставить кровь быстрее бежать вверх, к усталому сердцу.

— Прошу тебя, Бася, — настаивала Нина, — я должна знать… правду. Я могу приехать домой… Я не хочу, чтобы она умерла в мое отсутствие.

Опять молчание. Что-то случилось. Что-то ужасное. Если Бася не решается сказать, значит, дело плохо.

— Сегодня твоя мать путешествовала, — заговорила наконец старушка. — Она закрыла глаза и покинула нас, но…

Сердце Нины замерло.

— …потом вернулась и с тех пор беседует с Саулом и своими родителями.

— Какой у нее цвет лица? — стала выспрашивать Нина. — А пульс?

Ответ: «Цвет лица хороший, пульс пятьдесят семь» — звучал слишком неопределенно.

— Пожалуйста, дай мне ее на минутку, — попросила Нина. — Я хочу сама с ней поговорить.

Наступило долгое молчание. Неужели Мира умерла или не приходит в сознание? Может, Бася сказала неправду?

Наконец прозвучало признание:

— Теперь она говорит только по-русски.

Значит, мама Нины действительно ушла, но не в другой мир, а в свое одесское прошлое…

— Дай ей трубку, — потребовала Нина. — Я должна слышать ее голос.

Послышался шум — это Бася тяжело шлепала по паркету, потом шуршание — она передала трубку Мире.

— Мамале?

Ответом было молчание. Нина судорожно рылась в памяти, пытаясь вспомнить несколько известных ей русских выражений, но в голове вертелось только «до свиданья», совершенно неуместное в этой ситуации.

Наконец она вспомнила еще одно русское слово и гордо произнесла его, словно посылая некий сигнал из Нохо в другой конец города:

— Мороженое. Я приду домой, — пообещала она матери, — и принесу тебе мороженого.

Теперь Нина была уверена, что мама уже не отправится «в путешествие», не дождавшись ее. И действительно — Мира услышала ее и даже высказала пожелание:

— Ванильное.

Нина с облегчением повесила трубку и почти бросилась в объятия Джесси, только что вошедшей с черного хода, когда у той за спиной появилась Лисбет, бледная и замерзшая, и с неожиданной бодростью предложила:

— Давайте уж доедим этот торт, а?

Нина покосилась на стол и ужаснулась: оказывается, она слопала целых два куска.

Вошла Клер. Женщины заметили, что спину она держала как-то по-другому.

— Слушайте, мне действительно лучше уйти сейчас, пока еще не слишком поздно.

— Но уже очень поздно, — ответила Джесси. — Вы все должны остаться… Смотрите.

Она сделала жест в сторону своих гигантских «видовых» окон. Мимо пронеслось нечто бесформенное. Лисбет тут же вспомнила ураган, описанный в «Волшебнике из Страны Оз». Женщины были так высоко, что чувствовали себя как на борту самолета, и любой объект, пролетающий за окном, казался им вражеским снарядом.

— Это мусорный смерч, — объявила Марта. — Ветер разносит всякую дрянь по округе.

Джесси коснулась окна — стекло было холодным и каким-то ненадежным, словно могло в любую минуту дрогнуть и сдаться на милость стихии.

— Такое ощущение, что ветер продувает стекла, — сказала она подругам.

Она потуже обмоталась шерстяным платком и подбросила дров в камин. Полено треснуло, и оранжевые языки пламени взмыли вверх, готовые рассыпаться искрами по ледяному ночному небу над Нохо.

Прохаживаясь у камина, Джесси вспомнила нечто, о чем, казалось, давно забыла.

— Знаете, когда я была маленькая, в такие вот зимние вечера мой отец разжигал камин и ложился на пол у огня. Мама ложилась к нему на спину, а я… забиралась на спину к ней. Это была наша семейная пирамида. Мы могли провести так весь вечер. Тишина была… Когда я об этом думаю, то понимаю, что у нас царили мир и покой.

— Еще бы — в таком-то захолустье! — откликнулась Марта. — Я люблю Вермонт, но там слишком уныло.

— Нет, — возразила Джесси. — Там было чудесно. Мне всегда хотелось жить именно так…

— Лежа с детенышем на спине у мужа?