Прекрасный подонок

Вернувшись в прежнее положение, я снова притянул ее к себе и открыл коробочку, проводя пальцами по изысканным звеньям, что образовывали незамысловатый браслет с одним единственным словом «Oui», соединяющим две половинки. Лунный свет, искрясь, переливался на его поверхности, и хотя он был довольно простым по меркам ювелирных изделий, он олицетворял все, что я видел в Белле: естественность, элегантность и красоту. А то самое слово, выполненное изящным шрифтом из гладкой платины, олицетворяло нас: нашу связь, нашу страсть и наше обещание, данное друг другу.

Надеюсь, она поймет его значение.

Достав его из коробки, я надел его на запястье Хлои, немного помучавшись с застежкой в темноте. На минуту я забеспокоился, что она будет возражать против того, чтобы я дарил ей подарки, что может привести к ссоре, но чувство гордости, которое я испытывал видя, как она спит абсолютно голая, только в моем браслете, быстро затмило все мои страхи.

После того ужасного инцидента с Эмметом, что произошел вчера утром, я знал, что мне нужно как-то продемонстрировать ей свои чувства. Мне нужно что-то вещественное, осязаемое, что напоминало бы ей о том, что мы значим друг для друга. Я провел остаток дня дома, обзванивая своих прежних коллег из LVMH, чтобы добраться до этого самого браслета. Было не так-то просто заполучить его в такие короткие сроки – в этом и заключается преимущество денег и власти.

Внутри все скрутило, стоило мне вспомнить ее расстроенный и отстраненный вид, когда она уходила от меня вчера утром, и хуже всего то, что именно я был причиной этого.

Я стоял как беспомощный ребенок напротив Эммета, зная, что она в соседней комнате, что она слышит каждое слово. Даже я был удивлен тем, как легко мне давалась ложь, как просто и естественно я снова нацепил ту маску бессердечия, за которой некогда скрывался ежедневно.

Конечно, Эммет чувствовал, что я веду себя немного подозрительно, но я понятия не имел, что он в действительности все вычислил. На секунду я предположил, что Розали могла проболтаться, но тут же выбросил эту мысль из головы. Она дала мне слово, и, не смотря на наши разногласия, я верил ей.

Даже когда мы были детьми, Эммет знал меня как облупленного, всегда замечая больше, чем мне хотелось бы. И вчера он был непреклонным, убежденным, что я веду себя, мягко говоря, неподобающе.

И меня убивало то, что он был прав.

Я вдруг разозлился от того, что он загнал меня в угол, и сорвался. Я закричал, что она ничего для меня не значит. Как только слова слетели с языка, сокрушительное чувство вины и страха пронзило мою грудь, и я знал, даже не видя ее лица, что сделал ей больно.

Наконец, убежденный, Эммет развернулся, чтобы уйти, но остановился, когда звонок мобильного телефона наполнил комнату. Я наблюдал за тем, как на него снизошло осознание того, что я не один. Однако он удивил меня, предположив, что я был с какой-то случайной женщиной, и несколько раз извинившись, наконец, ушел.

Это ни ему нужно было извиняться.

Вернувшись к ней, я сразу же понял, что вред уже нанесен. Она была сдержанной и отдаленной, избегала моих глаз, пока одевалась, ссылаясь на встречу с подругой.

Я постарался унять ее страхи, напоминая, что я сказал все это, только чтобы сохранить наш секрет. А ведь я так хотел отговорить ее, предложить, чтобы мы все рассказали ему. Судя по его реакции, хорошо, что она меня остановила.

Она пыталась убедить меня, что все прекрасно, но я уже слишком хорошо ее знаю, поэтому у нее не получилось ничего от меня скрыть. Используя ее слабость к моим прикосновениям, мне удалось уговорить ее снова провести ночь со мной. Я мысленно поблагодарил Бога, когда она все же согласилась, и дал себе слово, что все исправлю.

Я обязательно все исправлю, потому что она нужна мне, потому что я люблю ее.

Впервые в жизни, я почувствовал всю глубину этих слов.

Урчание у меня в животе было напоминанием того, что мы так и не поужинали. Я улыбнулся, вспоминая, что это уже не в первый раз.

Нежно целуя ее в грудь, а затем в губы, я осторожно, чтобы не разбудить ее, встал с кровати. Я чуть не засмеялся, пытаясь сосчитать, сколько раз я представлял себя в ее спальне. Одна из моих повторяющихся фантазий та, в которой я кладу Хлои на ее же кровать и трахаю до беспамятства, вторая – та, в которой я овладеваю ею на своем рабочем столе.

Обнаружив свои трусы на кресле рядом с кроватью, я быстренько натянул их и вышел в гостиную, тихонько закрывая за собой дверь.

Комната оказалась больше, чем я думал, а благодаря широким окнам, тянущимся вдоль темно-шоколадных стен, мне не пришлось включать свет. Полы были из того же вишневого дерева, что и в спальне, и тоже были покрыты огромным ковром. Создавалось впечатление, будто каждой, даже самой маленькой детали, было уделено должное внимание: от черно-белых портретов, украшающих стены, до хрустальной люстры, что свисала над двумя большими, довольно удобными диванами, устроенными перед богато украшенным камином.