Вообще, в терминологии Олега, сии «людские дела» были скорее «гражданскими». А ведомства делились на купеческих дел (вопросы финансов в основном связанные с купцами, но, как понятно, не только), убойных (тяжкие преступления), соответственно людские дела, преступления и расследования не тяжкие, и куча подведомств, по направлениям различных аспектов жизни Полиса.
Просоп же был чиновником, работающим с персоналом, как рекрутёр, так и фильтр, отсеивающий негодных. После него же соискатели или посылались к профильным начальникам, на собеседование уже предметное, либо куда подальше им самим.
— Диплом, — важно выдал парень ненамного старше меня.
Хотя, учитывая медицину и терапефтов, да и должность — юный возраст отнюдь не факт. Может, и за тридцать, молодится просто, мысленно хмыкнул я.
— Нет, Ормонд Володимирович, с прискорбием вынужден вам констатировать, что ваши таланты в нашем ведомстве должного применения не найдут, — изрядно изящно послал меня подальше сей тип.
— Благодарю, — ровно ответствовал я, забирая протянутый диплом.
Была надежда, что будет беседа, где я блесну своей нужностью и уникальностью, но вопить «а дайте я спою и спляшу» было глупо. Скорее попросят выйти вон с применением физического увещевания, хмыкнул я, бредя к выходу управы.
А значит, задумался я, уже расположившись на диплицикле, остался лишь Добродум Леший, после разбора с которым мне останется или работать с ним, или водить караваны.
Впрочем, решил я, надо бы про управу посольских дел разузнать поболее, потому как кроме «ведают посольствами», ни гимназическая программа не сообщала, ни Орм точно не знал. А экстраполяция тут давала результат пятьдесят на пятьдесят: либо так, либо не так.
И вот тут было два варианта: Общественная Библиотека Полиса или книжная лавка. Прикинув с минуту, остановился я на последнем варианте.
И дело тут было вот в чём: закрытостью и секретностью жизнь Полиса не грешила, была даже более открытой, нежели Олег находил уместным. Однако в отсутствие как раз тех самых технологий, в продвижении которых я вознамерился подвизаться, источниками информации были библиотеки и книги. Вроде бы всё нормально, только Вильно был городом немалым, к печатному слову обитатели питали немалую страсть, тягу, а подчас и нужду. Что привело к тому, что несколько визитов Орма в общественную Библиотеку по вопросам учёбы, закончились ничем. Запись на несколько седмиц вперед, на все читальные места.
Гражданам в этом плане было проще, они имели свою «квоту», но я, как понятно, гражданином не был, соответственно, ряд вопросов решился через отца, помог с литературой, а ряд был отставлен «на потом».
Соответственно, домой я вернулся, снабжённый талмудом: «Управы Полиса Вильно, структура и предназначение оных». И вместо занятий одарённого занялся штудией свежеприобретённой литературы, в нужной части. Что обогатило меня, спустя час, такими знаниями:
Управа посольских дел явно набирала «вес» в последнее время, потому как на ней были все виды и типы взаимоотношений с прочими Полисами. От посольств и совместных проектов, вроде дорог, дамб и прочего подобного, до «урегулирования оружных недоразумений» и, на минуточку, научного сотрудничества. Впрочем, последнее было более прерогативой Академии, но и посольские в данном вопросе слово имели, правда, талмуд не разъяснял, насколько веское.
И вот, товарищ главы сей, одной из ведущих, Управы, дал мне визитку и жаждет зреть. И сволочь он злокозненная, притом. Ну, делать всё одно нечего, вздохнул я, бредя в отцовский кабинет. Володимир, по счастью, оказался на месте, да и на просьбу «надо фони́ть» ответил положительно.
А на звонок мне ответила явная секретарша, довольно холодным тоном, полюбопытствовала, что мне угодно. Представившись, я оповестил, что угоден мне Леший, на что отец, присутствующий при беседе на правах хозяина помещения и владельца аппарата, ехидно ухмыльнулся. Секретарша же ответствовав в стиле «ждите ответа» через пару минут соединила меня с Лешим.
— Здравия вам, Добродум Аполлонович, — не вполне искренне пожелал я.
— И вам здравия, — несколько замялся абонент, — Ормонд Володимирович, — нашёлся он. — Соизволили фони́ть? — риторически поинтересовался он. — А что так поздно?
— А вы, Добродум Аполлонович, не соблаговолили мне обозначить сроки, — сколь мог ехидно ответствовал я, прикидывая, что караван — не так уж и плохо.
— Ну и леший с ним, — довольно изящно, учитывая фамилию, выразился Леший. — Сегодня уже не выйдет. Жду вас завтра, в семь утра, будьте в управе.
— В семь не могу, — внутренне возликовал я. — Процедуры медицинского характера.
— Вот же морока с вами, — посетовал собеседник, порадовав моё доброе сердце. — Давайте… вот же леший, надолго у вас эти процедуры? Сможете быть к обеду? — довольно раздражённо выдал он.
— Смогу и к девяти пополуночи, — проявил небывалую щедрость я.
— Излишне. Будьте к обеду, вас встретит на проходной Управы человечек. До завтра, — отрезал Леший, разорвал связь.