Прекрасный Старый Мир

— Даже так? — приподнял бровь Добродум, любуясь моим веским кивком. — Хорошо, как пожелаете. Завтра девять пополудни явитесь в делопроизводство Управы, запрос будет, вас оформят, а после Младен наставлять вас будет. Сопровождающий ваш. — уточнил Добродум на вопросительный взгляд. — Он же инсулу продемонстрирует и с оформлением поспособствует.

В общем, покидал я Управу в чувствах сметённых и мыслях сложных. Вроде и хорошо всё, да уж больно на подставу злокозненную смахивает. Так что аккуратным надо быть до крайности, а буде подтвердятся опасения, так слать Добродума маршрутом непрельстивым, да и идти в яроводы.

Что я, по приезду в дом, Володимиру и озвучил, в приватной беседе: отец, проявив похвальную заботу, дела окончил ранее обычного, слушал меня внимательно, да и спрашивал пристрастно.

— Мыслю я, что опасения твои чрезмерны, — наконец озвучил он. — Хотя, откровенно скажу сын, многажды мне доводилось жалеть, что неосторожен был, а вот о том, что осторожен чрезмерно был — ни разу не пожалел. Так что разумен подход твой, как бы не по разумнее отца твоего, в годы твои, — уточнил он. — Засим, прими дар на обзаведенье, — протянул он мне новенькое портмоне кожи крокодилы.

— Благодарствую, — искренне поблагодарил я, прибирая дар.

— И навещай дом отчий, — не преминул напомнить он. — А буде опасения твои не беспочвенны будут, то кров, стол, да и дело тебе в семье найдётся, — слегка улыбнулся он.

Вот прям блудным сыном бы себя ощущал, сваливающим из дома отчего по прихоти, ежели бы не одно «но»: информацию о своей жизни и делах я рассказывал не по доброй воле, а в силу «должности благодетелю». Так-то всё верно и правильно, но мне подобная опека претит, хоть родные оказались (точнее исправились, будем с собой честны), благожелательны и расположены.

Так что сердечно поблагодарив, направился я в свою комнату, «готовится к отъезду». И, как ещё один штришок именно «исправления», а никак не «недопонимания» родичей, оказалось то, что кроме гардероба, да десятка книг с набором канцелярским, имущества я и не имел.

За ужином, на котором всплакнувшая Авдотья расстаралась на близкий к праздничному пиру перекус, родичи здравницы в мою честь по поднимали, благ всяческих нажелали. Как и мне, к слову, пришлось ответно здравия желать, да процветания всяческого. Не то дурно, что желать, а то что к алкоголю я был непривычен, так что спать направлялся с головой шумящей и в изрядном подпитии.

Что на процедурах в лечильне сказалось самым неблагоприятным образом: садисты, медиками именуемые, никакого снисхождения к персоне моей похмельной не проявили, да ещё злорадствовали. Я же познал новые оттенки слова «боль», к чему отнюдь не стремился.

Однако, всё проходит. Прошло и это, так что к оговоренному сроку был я в управе, направленный секретарём в делопроизводство. Ну хоть тут душенька моя отдохнула: делопроизводитель, дядька столь округлый, что и я его мог назвать пухлым без зазрения совести, приняв мой диплом с ним ознакомился, скорчив рожу столь снисходительно-брезгливую, что не мог я ему не ответить тем же. Противостояние длилось все полчаса, что эта душа чернильная меня регистрировала и было безоговорочно мной выиграно: колобок аж усишками жидкими обвис, от презрения, коим облит был.

К по окончании регистрации явился Младен, оказавшейся Чёботовичем. Впрочем, его заносчивость это не умаляло, до инсулы он меня довел с видом одолжение великое делающего. Впрочем, пусть его, милостиво дозволил я, размещаясь в двухкомнатном жилище, с малюсенькой кухонькой и пристойным санузлом. Кабинет, он же гостиная, спальня и небольшой коридор. Вполне мне подходит, нареканий не вызывает, заключил я про себя.

После же, Младен прихватил меня и принялся «заниматься». Занятия эти состояли в делопроизводстве, составлении графика начальствующего лешего, составлении ответов на «текучку», не слишком важную корреспонденцию, которую Добродум пробегал глазом и калякал подпись. В этом Младену ассистировала дама, ответившая на мой вызов, «невыездной» секретарь лешего. Юлия Афанасьевна, звали эту сорокалетнюю, с изрядным хвостом матрону, а вот то, что моя персона и на неё поглядывала не без определённого интереса, стало уже не смешно. Так что, пообещал я себе при первой же оказии посетить весёлый квартал.

Так прошла неделя. Не сказать, чтобы очень интересно, но по делу: с утра я направлялся в лечильню, потом день занятий, в которых Младен пошёл уже на второй круг, терма, удачно оказавшаяся в инсуле и обслуживающая управных служащих.

С Добродумом, при этом, виделся я раза два, что отнюдь меня не расстроило. Впрочем, тот факт, что служба моя дальнейшая на немалый срок будет связана с этим типом я не забывал, так что в благодушие не впадал.