Прекрасный зверь

Я крепко обнимаю ее и плачу вместе с ней. Она рада меня видеть, но я ужасно опечалена и напугана ее видом. Она — лишь тень той прежней моей Читры. Глаза глубоко запали, тело, напоминает мешок с костями. Она очень больна, это очевидно. Я едва могу поверить, что это моя Читра. Вытирая слезы концами своего сари, она приглашает нас войти в ее маленькую хижину.

Я оглядываюсь — голое, жалкое, унылое помещение. Здесь стоит только один пластиковый стул, маленькая печь, посуда для готовки и несколько картонных коробок с ее вещами свалены в углу. Помещение настолько маленькое, что у меня возникает чувство клаустрофобии, словно на меня давят стены и потолок. Мысль, что Читра теперь все время живет здесь, меня пугает.

— Что случилось с тобой, Читра? — спрашиваю я.

— У меня туберкулез, — говорит она, и заходится надсадным кашлем, который становится все сильнее и сильнее.

— Но туберкулез сейчас лечится. Почему ты не лечишь? — спрашиваю я, как только у нее заканчивается приступ кашля.

— Меня лечили целый год, что-то было с легкими, врачи оказывается поставили неправильный диагноз и выписывали не те лекарства, болезнь в результате прогрессировала. Сейчас врачи меняют лекарства, но ничего не помогает. Единственное, что они еще не попытались сделать это прооперировать, чтобы удалить зараженные части легких, но я не могу себе это позволить, и вообще я так ослабла, не думаю, что смогу пережить операцию. Из-за неправильных лекарств я потеряла слух и началась страшная боль в суставах, ты даже не можешь себе представить, как они ломят по ночам.

 В тот же день я звоню Шейну и сообщаю, как именно я хочу потратить деньги на Читру. Я хочу, чтобы она наблюдалась у лучших врачей в Индии, чтобы ей сделали операцию, и когда ей станет лучше, я хочу, чтобы она прилетела к нам и пожила у нас какое-то время. Он сказал, что найдет человека, который все устроит, найдет лучших для нее врачей, причем немедленно, чтобы ей назначили правильное лечение и подготовили в последствии к операции. Меньше чем через час он перезванивает, продиктовав адрес частной клиники, которая готова принять Читру на лечение.

Когда Читру принимают в этой частной клиники, я выдыхаю с облегчением. В помещениях работает кондиционер, чисто и выглядит все современным. Медсестры сразу же начинают суетиться вокруг нее. Я стою у стойки регистрации и плачу, видно из меня выходит страх и напряжение, которые я испытывала с тех пор, как увидела в каком состоянии пребывала Читра.

Я говорю Читре, что должна вернуться в Лондон, но я приеду за ней.

Она виснет у меня на руке и жалобно лопочет:

— Езжай, моя любимая доченька. Я всегда буду любить тебя, — говорит она, и мы обе плачем.

 Я сообщаю маме, что уезжаю к Шейну в Лондон, внутренне готовясь противостоять всем ее массивным аргументам «против». И впервые за всю мою жизнь, отец принимает мою сторону.

— Просто отпусти ее, — говорит он.

— Ты видел этого человека, к которому она собирается поехать? — тут же восстает моя мать.

— Нет, но я верю, что Сноу не выберет плохого, — тихо отвечает отец.

— Ну, а я видела его, и он выглядит как самый худший плейбой, — она поворачивается ко мне и резко спрашивает: — Кто он? Ирландец?

— Он цыган.

Она разводит руками и качает головой в недоумении.

— О мой Бог! Я не могу поверить. Он цыган! Они самые худшие из всех. Они — кучка воров. Чем он занимается?

— У него свой бизнес.

— Бизнес?! Какой бизнес может быть у цыгана? Воровать крышки от люков по ночам, а потом продавать их на металлолом?

— Мам, пожалуйста, перестань. Даже если бы он был беден, а он не беден, я все равно бы уехала к нему.

— Он сделает тебя беременной, разобьет сердце и бросит, а ты прибежишь сюда домой с его внебрачным ребенком, — она со злостью поглядывает на отца. — Ты этого хочешь для нее?

— Я хочу, чтобы Сноу была счастлива, — говорит мой отец, стоически противостоя матери.

Я перевожу взгляд на отца, и он быстро мне подмигивает. Мои глаза расширяются от удивления. Я тут же перевожу взгляд на маму, слава Богу, она не увидела этого.

— У меня такое впечатление, будто я разговариваю с двумя кирпичными стенами, — раздражается она. — Он не сделает ее счастливой. Она влюбилась в его внешность и обаяние. Он явно будет не последним в ее жизни.

— Я не верю, что он будет не последним, — отец оборачивается и смотрит на меня. — Сноу особенная. Ее будет трудно бросить.

Я улыбаюсь отцу. И он улыбается мне в ответ.

— Ну, потом не говори, что я тебя не предупреждала, — фыркает мама.

Мама так на меня разозлилась, что даже отказалась поехать со мной в аэропорт.

 Шейн сказал мне, что меня будут кто-то встречать в аэропорту Хитроу, держа плакат, на котором будет написано мое имя. Как только я выхожу, у меня наступает шок. Шейн стоит с огромным букетом цветов и с большим розовым медведем. Я не бегу к нему. Я так внезапно остановилась, что человек позади меня натыкается мне в спину, а я пялюсь на напряженного Шейна. И вдруг, увидев меня, он в одно мгновение становится милым, смешным, съедобным и великолепным, мое сердце просто заходится.