Прелюдия к большевизму

Керенский. Да. Потому что не было никаких свидетельств в пользу этого. [Назначение генерала Лукомского на пост начальника штаба состоялось одновременно с назначением генерала Брусилова, который стал главнокомандующим. Сравнительно молодой, энергичный, очень умный, превосходный специалист, с огромным опытом в административных и военных вопросах, генерал Лукомский выполнял свои обязанности как начальник штаба во время крайне сложной стадии войны самым образцовым, достойным подражания образом, тактично ограничивая сферу своей деятельности и обязанностей, и никогда не вмешивался в политику. Поэтому то, что произошло позднее — союз между Лукомским и генералом Корниловым, — для меня совершенно непостижимо. А теперь, когда я ознакомился в деталях со всем, что произошло в Ставке до 27 августа, и когда роль, которую играл там сам Филоненко, стала для меня ясна, я понимаю, почему Лукомский в последний момент оказался заодно с Корниловым. Но тогда, в конце июля, кампанию против Лукомского можно было объяснить как простую попытку освободить Ставку от человека, которому никто не доверяет (и похоже, на самом деле так оно и было). Вот характерный отрывок из заявления князя Трубецкого, который подтверждает мои предположения: «Должен сказать, что еще 24 августа, зайдя к Лукомскому после разговора с генералом Корниловым, я указал первому, что люди, окружающие Корнилова, своим влиянием приносят ему большой вред. Лукомский, полностью согласившись со мной по этому вопросу, заметил, что он всегда держался подальше от недавних политических дискуссий <…> и что он поднимал вопрос о том,

пользуется ли он доверием Корнилова или нет, после чего его в общих чертах проинформировали о политических движениях». Повсюду Трубецкой поминает о том, как 27 августа Лукомский в его присутствии просил Корнилова «устроить для них беседу наедине, хотя бы на несколько минут».

Я не думаю, что попытки избавиться от Лукомского в июле были предприняты без ведома Корнилова, потому что о его желании поменять начальника штаба мне было известно, и только на Московском совещании Корнилов сказал мне, что он пришел к соглашению с Лукомским.]

Председатель. Более подробно остановитесь на отношениях с Тихменьевым. Не была ли его отставка вызвана теми же причинами, а именно не был ли он главой заговора, и не имели ли предубеждения против него какие-либо основания?

Керенский. Я должен признать, что инцидент, имеющий отношение к Тихменьеву, прошел мимо меня, как во сне. Я слышал, что Тихменьеву была послана телеграмма, чтобы вызвать его к военному министру, и, когда генерал направился к нему, его вернули назад. Все это было сделано из-за телеграммы Филоненко Савинкову, фраза из которой позже была обнаружена в записной книжке, принадлежавшей Корнилову, во время его ареста — там было что-то насчет «Коня бледного»[8]

. Эта история официально до меня не дошла. Вся эта суета опиралась на тот факт, что почти немедленно после своего прибытия в Ставку Филоненко направил Савинкову кодированную телеграмму, чтобы подчеркнуть, что Тихменьев возглавляет войска против Корнилова. После Филоненко объяснял эту телеграмму тем, что именно в это время корпус 3-й армии был переброшен с юга в Ставку.

Шабловский. А разве полковник Барановский не специально ручался за Тихменьева, говоря, что до сих пор вокруг него не возникало никаких подозрений, и не послужило ли это реабилитации Тихменьева?