К тому же сомалийцы, населявшие пустынные земли, тянувшиеся до Харара, всячески противились строительству этой дороги. Они говорили, что не могут ничего выращивать в своих засушливых землях и испокон веку кормились только тем, что перевозили на своих верблюдах товары от побережья в глубь континента. Если фарансави построят железную дорогу, по которой бегают пышущие дымом исчадия ада, у которых в желудке горит огонь, то сомалийцы потеряют свой заработок и вымрут от голода. Так лучше не ждать, когда это произойдет и всячески мешать французам. Однажды они даже напали на рабочих, нескольких убили, а сами исчезли в пустыне, как призраки. Французы так и не выяснили, кто из сомалийцев участвовал в этом набеге, но после него все никак не могли найти желающих работать на строительстве дороги. Начали сюда привозить ссыльных, заменяя им каторгу во французской Гвиане, на стройку дороги. Для охраны требовались войска, но те, что были здесь во время конфликта Абиссинии и Италии, уже успели перебросить в Северную Африку и в Индокитай, а новые все не прибывали.
Из-за всех этих проволочек строительство заморозилось на неопределенный срок. А так было бы приятно не тащиться по раскаленному воздуху на лошади, а добраться до абиссинской столицы в мягком вагоне поезда…
Увидев Булатовича, лица носильщиков, нанятых миссией, вытягивались и грустнели. Видать, они после недели перехода, когда замены им подыскать будет уже невозможно, полагали просить себе надбавку, а тут выходило, что миссия находится под опекой одного из военачальников – негуса Менелика. Просить теперь надбавку – себе дороже встанет. Негус за такое неповиновение может приказать прилюдно высечь. Да и такой проводник лениться просто не позволит. Всякие разговоры о нем ходили. Одно из его прозвищ переводилось как «Человек-ветер», но было среди них и «Тяжелая рука». Якобы однажды, когда на него на охоте напал слон, этот человек уложил его ударом кулака. На самом-то деле все было совсем не так, и Булатович убил слона разрывной пулей. Носи он такие же длинные волосы, как и сопровождавшие его галласы, тот меткий выстрел позволил бы ему заплетать волосы в мелкие косички на протяжении ближайших сорока лет. Косички за убийство человека разрешалось носить лишь один год, а дальше, чтобы сохранить свою прическу, надо было убить еще одного человека.
Никто из караванщиков и слова поперек сказать Булатовичу не посмеет, пусть их до смерти загонят, как вьючных животных. Уж лучше так сгинуть.
– Рад приветствовать вас, Петр Михайлович, – сказал Булатович, подъезжая к коню Власова. Они пожали друг другу руки, как старые знакомые, хотя это и было совсем не по уставу.
– И я вас сердечно приветствую, Александр Ксаверьевич, – улыбнулся Власов. Он был так рад встретить здесь русского. – И Евгений Яковлевич просил передать вам привет.
– Сердечно вам благодарен. Евгения Яковлевича здесь хорошо помнят. Негус его рад видеть, но ведь Евгения Яковлевича сейчас никуда не выпускают? Как он? – Булатович получал несказанное удовольствие от этого разговора, истосковавшись от того, что у него долго не было возможности пообщаться с соотечественником.
– Советником у императора служит. С его-то опытом. Постранствовал по миру другим на зависть.
– За мемуары еще не сел? Ему есть что рассказать.
– Не знаю. Боюсь, что нескоро мы его мемуары почитаем. А вот ваша книга вышла. Жаль, не мог я привезти сюда один экземпляр. Не из-за того, что тяжело, видите, – он оглянулся, широким жестом обводя цепочку мулов и верблюдов, которая вытянулась позади него чуть ли не на полкилометра, – караван у нас огромный, как у купцов. Опасения были, что книжка ваша в чужие руки может попасть. Вот и не взяли. Но, впрочем, думаю, что британцы ее текст уже знают.
Они отъехали чуть вперед, чтобы никто им не мешал спокойно побеседовать. Караван остановился. Погонщики плюхнулись прямо на землю, чтобы отдохнуть хоть несколько минут.
– Абиссинию они к рукам прибрать хотят, – кивнул Булатович. – Если с махдистами расправятся, то следом точно за Абиссинию возьмутся. А книжку я бы с удовольствием полистал. Как она? Читали?
– Конечно. Как справочный материал использовал перед поездкой. Чуть ли не наизусть ее выучил. Могу цитировать очень долго, целыми страницами.
– Спасибо, – сказал Булатович. Он улыбался, слушая похвалы Власова. Приятно их было слушать. Текст его книжки мало кто, помимо Власова, наизусть будет учить, будто это стихи какие-то, которые можно девушке на свидании продекламировать.
– Очень мне понравилось, что абиссинцам наши серебряные рубли понравились и теперь они их используют наравне с талерами австрийскими, – продолжал Власов. – Проблем теперь с обменом денег нет.