Никто ничего не понял: или он анекдот обещанный начал, или просто разыгрывает. Какой человек? Вокруг тишь да гладь — никого не видать. Похоже, что разыгрывает. А может, и сбрендил. И тут «сбрендивший» подбежал на полусогнутых к ключу авральной сигнализации и начал стучать по нему, будто к заднице 220 вольт подвели. Отстучал три десятка коротких, не меньше, а потом как даст длинный — конца ему не видать.
Вдобавок старпом сам завыл, как сирена: «Чего стоите, олухи, орите по трансляции: “Шлюпочная тревога!” Примус за бортом!!!»
Оттолкнув рулевого от штурвала, резко заложил руль право на борт и стал чертить по воде кривую, чтобы лечь на обратный курс. Не дай бог мимо Примуса проскочить.
Через полчаса на совершенно гладкой поверхности воды вахтенный разглядел в бинокль какие-то всплески. «Примус! Не сойти мне с этого места. Баттерфляем плывёт, — с облегчением выдохнул старпом. — Если не он — я сам за борт брошусь».
Скоро все увидели, что действительно навстречу судну плыл не то человек, не то дельфин. Дали задний ход, развернулись бортом, быстро спустили шлюпку. Примус тем временем перешёл с баттерфляя на «саженьки», время от времени грозя кулаком и что-то крича нечеловеческим голосом. Ещё никто не знал, что Примус со старпомом разыгрывали ситуацию «Человек за бортом», приближённую к боевым условиям. Когда бедолагу вытащили из Японского моря, показалось — японца выловили. На Примуса мало походил: зубы оскалены, глаза узкие, скукоженный весь. Оказалось, что вода вовсе не девятнадцать градусов по прогнозу, а всего четырнадцать. В такой воде в своё удовольствие не покупаешься.
Едва очухавшись, Примус набросился на старпома: «Где этот пень-старпень? Дышлом ему по голове! И бревно в печень!»
Он ещё и не такое сказал. Всё-таки, бедолага, ни за понюх табаку час отбубенил. А с другой стороны — не зная броду, не суйся в воду.
— Да-а. Неужто всё это правда? — затянул кто-то из слушателей.
— Ежели не веришь, спроси нашего старпома, он как раз и был лучшим корешем Примуса, был лучшим — стал бывшим. «Примирил» их капитан: обоим таких кренделей прописал за те «учения»! Влепил каждому по строгому выговору с занесением в личное дело, а в дополнение — ходатайство о понижении в должности. Правда, старпом, или старпень, как стал называть его Примус после незабываемого купания в Японском море, сохранил свои погоны, но только благодаря тому, что согласился на «каторжный» рейс на нашем «козодёрном» пароходе.
А Примуса смайнали в пожарные помощники на «пассажир», что из Владика только на Сахалин и ходит.
Раз в воде не утонул, то и в огне точно не сгорит.
Фантасмагория
Рыцарь бесконечности
Однажды посреди ночи, протрезвев от сна, я поднялся, услышав призрачный зов, отдалённо напоминающий детский плач. Слышалось что-то вроде «ау — уа-а-а…» Словно кто-то звал из предвечного космоса. Мне показалось, что это отголоски музыки из холодных звёздных миров, долетающие до меня едва уловимым эхом. Постепенно возносясь над землёй, музыка увлекала моё бренное тело, ведя за собой по бесконечной петле Мёбиуса.
Наполняясь неведомой силой, я показался себе космическим странником, пустившимся осматривать галактические пажити. Странно всё это, подумалось мне. А ведь накануне и не пил почти, если не считать бутылки анисовой водки узо.
Не успев осознать эту странность, тут же был подхвачен мощной энергией, возносящей сквозь кудлатые ночные облака к звёздам, зовущим своим мерцанием постичь их тайну. Так бывает, когда застоявшийся молодой жеребец ахалтекинец непонятно отчего вдруг взбрыкнёт, закусив натянутые до предела удила, и понесётся вскачь бешено и неостановимо по нехоженым владениям. Почему-то вспомнилось из Рамона Гирао:
И вот возник звенящий луч, полёт, дрожащий свет с горячим шлейфом эха…
И полетел я в бездну космоса с горячим шлейфом эха, полетел как изгнанник человечества, копошащегося в земной пыли, ощущая особую миссию, доверенную мне незнаемо кем. Земля, уменьшаясь до размера пылинки, тонула в глубинах вселенского океана. Лёгкое амбре аниса придавало полёту особое ощущение: все космические пути открывались мне одновременно.
Неведомо откуда в правой руке появился огромный меч, остриё которого, подобно космическому навигатору, направляло мой полёт по неизведанному, определяя траекторию движения. Почему-то меч напомнил мне о карающем оружии мировой революции как возмездии победившего пролетариата. Стало очевидно — меч не простой, возможно протонно-нейтронный или даже барионный, но, несомненно, хранящий некую тайну. В тот же миг я почувствовал себя избранником космоса. Не могли же, в самом деле, избраннику вручить простое оружие. Отражая всполохи далёких миров, поблёскивая в чернильности Вселенной, меч наполнял всё моё существо невероятной силой.