Премьер-министр (= Президент)

Эмиль поставил на стол приемник - провод шел через окно к приемнику в автомобиле. Когда наступит время передачи последних известий, шоферу достаточно будет повернуь ручку. Это придумал Эмиль в первый же год их жизни в Эберге. В такую же бурную ночь, как сегодня, свет вдруг погас как раз во время небывало яростных дебатов в Организации Объединенных Наций.

Разгневанный Премьер-министр ходил из угла в угол по кабинету, освещенному, как сегодня, керосиновой лампой, с той только разницей, что тогда на ней не было абажура, и вдруг Эмиль постучал в дверь.

- Если господин Премьер-министр разрешит, я хочу внести предложение. Помнит ли господин Премьер-министр о приемнике в нашей машине?

В ту же ночь, закутанный в плед из меха дикой кошки - подарок канадцев, он устроился в "роллс-ройсе" и просидел в нем при тусклом свете радиолампочки до начала полуночной передачи.

С тех пор Эмиль, охотно выполнявший разные мелкие работы по дому, усовершенствовал свое изобретение, купил второй динамик и подключил его к приемнику в автомобиле.

Там, в Париже, не было никаких аварий с освещением, и, конечно, они не подозревали, что в Нормандии ураган вырывал с корнем деревья, валил на землю телеграфные столбы, срывал с крыш печные трубы. Журналисты и фотографы дежурили во дворе Елисейского дворца. Шел дождь. В кулуарах палаты и в буфете у окон толпились группы возбужденных дещ хзтов.

Тревожное молчание царило, должно быть, в министерствах, где падение каждого кабинета кому-то сулило продвижение, кому-то грозило отставкой. В своих департаментах префекты ждали с неменьшим волнением радиопередачи в 7 часов 15 минут вечера.

В течение сорока лет при подобных обстоятельствах в конце концов произносили одно и то же имя - его имя. Оно было якорем спасения. Чаще всего он сидел запершись в своей квартире на набережной Малакэ, в той самой квартире, которую занимал, когда стажером записался в сословие адвокатов.

Миллеран еще не служила у него в те времена. Она была тогда, вероятно, совсем маленькой девочкой, а вместо нее в одном с ним кабинете в молчаливом ожидании стоял у телефона, готовый схватить трубку при первом же звонке, нескладный молодой человек по фамилии Шаламон.

Между ними было двадцать лет разницы. И было любопытно наблюдать, как секретарь подражал походке, голосу и манерам своего шефа. Он перенял у него даже нервный тик, а по телефону отвечал так, что большинство людей по ошибке обращались к нему как к самому "господину министру". Но еще удивительнее было видеть на лице двадцатипятилетнего секретаря бесстрастное выражение, присущее зрелому человеку, чья душа зачерствела в течение долгих лет.

Не из-за этого ли подобострастного желания во всем ему подражать, не из-за постоянного ли поклонения, бесспорно искреннего и трепетного, которым секретарь его окружал, Премьер-министр приблизил Ша-ламона к себе и брал с собой из министерства в министерство - то в качестве чиновника по особым поручениям, то личным секретарем, то, наконец, начальником своей канцелярии.

Теперь Шаламон стал депутатом от Шестнадцатого округа и жил с женой, за которой получил солидное приданое, в роскошной квартире у самого Булонского леса. Как средство к существованию политика была ему вовсе не нужна, но он продолжал заниматься ею ради удовольствия. Кое-кто говорил даже, что политическая деятельность стала его пороком, ибо он отдавался ей с каким-то неистовым увлечением.

Однако, несмотря на то, что Шаламон являлся лидером одной из довольно значительных группировок, министром он был лишь раз, да и то всего три дня.

Он выбрал себе тогда министерство внутренних дел, которое располагает секретными сведениями о многих лицах. Не изобличало ли это в какой-то мере его подлинный характер?

Но общественность и большинство политических деятелей и не подозревали, что в течение этих трех дней телефонные разговоры между Эбергом и Парижем не прекращались и что непривычно большой поток автомобилей с номерами департамента Сены мчался через Бенувиль к дому, прилепившемуся к прибрежной скале.

В то утро, когда новое правительство предстало перед палатой депутатов, с электричеством было все в порядке, и старый человек в Эберге слушал радио. По мере того как разгорались прения, все ярче и веселее блестели его глаза.

Прения длились целых три часа, и правительство, едва родившись, было свергнуто, а Шаламону так и не удалось водвориться в министерстве внутренних дел на площади Бово.

Обладал ли еще Премьер-министр прежней властью? Или государственный деятель, с презрением отстранившийся от политики и уединившийся на нормандском побережье, был постепенно забыт, а дети, встречая его имя в учебниках, считали давно умершим?..

- Можно мне пойти пообедать, господин Премьер-министр?

- Приятного аппетита, Миллеран. Скажите Эмилю, чтобы он включил радио в семь часов десять минут.

- Я вам еще понадоблюсь?

- Сегодня вечером - нет. Спокойной ночи.

Она занимала комнату над кухней, там же жили Га-бриэла и Эмиль, а Мари спала в комнатушке внизу, в бывшей кладовой, в стене которой прорубили окно.