Премьера

— Это и возможно и разумно, — спокойно пояснила Анастасия Николаевна. — Поэтому, Тошенька, берите-ка машину Степана Александровича и отвезите Серафиму Поликарповну домой, а завтра с утра отправляйтесь в Институт травматологии. Дневного спектакля у вас нет, а на вечернем, если за день не управитесь, вас заменят, я договорюсь, только позвоните до двенадцати.

Серафима Поликарповна, несколько успокоенная каплями и деловитостью Анастасии Николаевны, согласилась было с нею, но, едва вышли на улицу, запротестовала:

— Но ведь надо же что-то делать! Я не могу вот так бездействовать, когда Сашеньке плохо.

Антонина Владимировна согласилась с нею, она была уверена, что не заснет в эту ночь, ей тоже хотелось действовать, что-то предпринимать. Но что?

— Надо ехать в Малеевку. Там наш хирург из писательской поликлиники, он поможет, у него такие связи в медицинских кругах…

Серафима Поликарповна однажды была в Малеевке, помнила, что добираться туда надо электричкой до станции Дорохово, а потом автобусом, но не помнила, с какого вокзала надо ехать — не то с Киевского, не то с Белорусского. Впрочем, сейчас это не имело значения, потому что, насколько она помнила, из Дорохова в Малеевку автобус ходил только утром и вечером, а сейчас уже ночь и придется ехать на такси.

Они остановили первую попавшуюся машину с зеленым огоньком, но водитель не знал дорогу в Малеевку.

— Это между Рузой и Дороховом, — попыталась объяснить Серафима Поликарповна.

— А по какому шоссе ехать?

— Не знаю. Но можно…

— Вот и узнайте сначала, а потом останавливайте! — водитель захлопнул дверцу, и машина рванулась дальше, оставив вонючее облачко дыма.

Второй водитель дорогу знал, но, глянув на часы, указал на укрепленную на лобовом стекле табличку:

— Время у меня уже кончается, а туда менее чем за три часа не слетаешь.

Судя по табличке, работа у него действительно заканчивалась через полчаса.

Третий водитель тоже знал дорогу и времени у него оставалось много, но он заартачился:

— Сейчас ночь, по дороге никого не подхватишь, а мне оттуда порожняком сто километров тащиться нет никакого резону, себе же в убыток.

— Если вы нас подождете, мы с вами же и вернемся.

— А сколько ждать?

— Не знаю. Может, полчаса, а может, и час, — Серафима Поликарповна пожала плечами.

— Там, где час, там, считай, и два наберется. Нет, не пойдет, я за это время в Москве больше нащелкаю. — Водитель хотел закрыть дверцу, но Антонина Владимировна придержала ее:

— А если мы вам и обратный путь оплатим?

— Это другой разговор. Если за оба конца, то мы со всем нашим удовольствием. Садитесь!

Миновав Кутузовский проспект и Кунцево на дозволенной скорости, водитель прибавил газ, и машина помчалась быстрее. Похрустывала под колесами дорога, тонко посвистывал в стеклах ветер, желтые лучи фар точно на барабан наматывали туго натянутую ровную ленту дороги, на поворотах выхватывали из темноты стволы деревьев, частокол палисадников, темные стены деревянных домов, иногда скользили по крышам, казавшимся мокрыми. Мысли Антонины Владимировны тоже мелькали, проскакивали одна за другой, не задерживаясь.

Мелькнула мысль о том, кто же завтра заменит ее в спектакле, но тут же исчезла, даже не вызвав беспокойства: на Анастасию Николаевну вполне можно положиться. Потом почему-то подумалось, что Олег Пальчиков напрасно сманил Виктора Владимирцева в воскресную телевизионную передачу. Вслед за этим невольно всплыла мысль о том, что появление в театре Серафимы Поликарповны может дать новый толчок сплетням, но Антонина Владимировна сама отогнала и эту мысль.

А потом уже без всякой связи вспомнила, как прошлым летом они с сестрой и деверем вот так же ночью ехали в Суздаль, по дороге машина сломалась, они ночевали в лесу, на вынутых из машины подушках сидений, продрогли, и сестра поссорилась с мужем.

«А вот мы с Геннадием даже не ссорились ни разу, остывали медленно, как вода в реке, и корочку нараставшего в наших отношениях льда я при желании могла бы легко взломать и растопить, но не растопила. Почему? Наверное, не хватало тепла, оно ушло, потому что огонь давно уже угас. Да и был ли огонь-то? Так, что-то тлело и постепенно угасло, остался только горьковатый запах дыма, как от мокрой головешки…»

Занятая своими мыслями, Грибанова как-то совсем забыла о Серафиме Поликарповне и не сразу заметила, что та плачет, уткнувшись лицом в меховой воротник пальто.

— Не надо, — попросила Антонина Владимировна, дотронувшись до ее руки.

— Да, да, не буду, — виновато согласилась Серафима Поликарповна и, выдернув из рукава носовой платок, начала поспешно утирать слезы.

В Малеевку они приехали уже во втором часу ночи, двери Дома творчества были закрыты, они долго стучали, пока не обнаружили на косяке кнопку звонка. На звонок вышла заспанная старушка, сделав ладонь козырьком, долго приглядывалась к ним через стекло, потом замотала голову пуховым платком и отперла дверь. Потом долго и подробно расспрашивала, зачем они приехали, однако, узнав, прониклась сочувствием и засуетилась: