Премьера

Около одиннадцати часов утра Олег Васильевич сошёл на станции нужного ему города, несколько остановок ехал на автобусе, и дальше уверенно шёл пешком. Одна из старых безликих пятиэтажек оказалась конечной точкой его пути. Латышев, раздумывая, несколько раз обошёл вокруг этого дома, после чего поднялся на последний этаж третьего подъезда. Нажал кнопку звонка самой скромной двери на площадке. Заметно волновался в ожидании. Ему никто не открыл. Он позвонил ещё. Немного подождав, медленно спустился вниз, вышел из подъезда и сел поблизости на скамейку.

Он думал, как ему быть дальше. Так, в раздумье и неопределённости Олег Васильевич просидел довольно долго, не замечая течения времени. Проходившие мимо люди, жильцы дома или случайные прохожие, заставляли напряжённо-задумчивого Латышева немного нервно реагировать на появление каждого из них.

И вот, когда он уже устал ждать, из-за угла соседней пятиэтажки появилась молодая женщина, ведущая за руку ребёнка – мальчика лет шести. Они неторопливо шли к подъезду, напротив входа в который, у старого тополя с опадающей листвой, сидел на скамейке одинокий мужчина. Женщина не сразу заметила этого человека. Проходя мимо, она взглянула на него и отвернулась, но затем что-то заставило её обернуться ещё раз. Она вдруг остановилась, пошатнувшись, и застыла на месте. Мальчик удивленно посмотрел на мать.

Олег Васильевич встал со скамейки, и как-то странно ссутулившись, подошёл к женщине с ребёнком. Она побледнела, но не сказала ни слова.

Латышев присел перед мальчиком, доверчиво сиявшим на него чистым синим взглядом, и взял в свою ладонь маленькую теплую ручку.

Словно невидимые путы вдруг опали с его души, и это внутреннее освобождение прошло по телу горячей волной. Глаза Олега Васильевича начали колоть влажные иголочки, он отвёл взгляд и поднялся перед совершенно растерянной матерью.

– Лена… – сказал он изменившим, дрогнувшим голосом. – Я приехал знакомиться со своим сыном…

Пограничное состояние

– Нам нужно поговорить, – осторожно сказала она, когда поздно вечером, покончив с дневными заботами, они удобно устроились на диване.

В подчёркнуто спокойной интонации её голоса он почувствовал искорку серьёзности предстоящего разговора. Это было некстати. Серьёзные разговоры вообще некстати, потому что они приносят проблемы, которые заставляют думать, давать обещания и принимать решения. После душного летнего дня хотелось просто расслабиться у экрана телевизора. Он умоляюще посмотрел на неё. Она поняла его немую просьбу, но намерения своего не изменила.

– Нам нужно поговорить. Удели мне немного времени.

– Сейчас будет фильм…

– Фильмы ты смотришь каждый день.

Он взял пульт и нажал кнопку. Телевизор ожил и на стенах комнаты, утопающей в мягких сумерках, замелькали разноцветные тени пляшущей рекламы.

– Выключи его, пожалуйста, – попросила она.

– Я хочу фильм посмотреть.

– Выключи.

– Что, настолько серьёзно?

– Да. По крайней мере, для меня. Но я надеюсь, что и для тебя тоже.

Он недовольно погасил экран телевизора. Отброшенный пульт упруго подпрыгнул на диване. Они помолчали.

– Если что-то надо купить, то я заранее согласен.

– Нет, покупать ничего не нужно.

– Тогда я тебя слушаю.

– Не догадываешься, о чём пойдёт речь?

– Я же не следователь.

– Давай поговорим о нас с тобой.

Он нетерпеливо заёрзал на месте.

– Ты против такого разговора?

– Нет, конечно, но… не хотелось бы сейчас. Да и к чему вообще эти разговоры, если у нас всё хорошо.

– Да, хорошо. Слава Богу.

– Ну, вот.

– Тогда тем более нам нужно поговорить.

– Почему тем более?

– Потому что.

Он внимательно посмотрел на неё.

– Не понял.

– Мы с тобой живём уже полгода, – сказала она. – Как ты думаешь, это много или мало?

– Это нормально.

– Нормально для чего?

– В смысле… вообще.

– Я тебе за эти полгода ещё не надоела?

– Нет, конечно, – он искренне удивился прямой постановке вопроса. – С чего ты взяла?

– Тебе хорошо со мной?

– Ну… в принципе, да.

– А без принципа?

– Тоже… Что за допрос такой, я не понимаю?

– Это не допрос… Можно я ещё спрошу?

Он сделал неопределённое движение плечами:

– Спрашивай.

– Скажи, пожалуйста, я тебя устраиваю… как человек?

– Боже мой. Конечно, устраиваешь.

– Давай, я спрошу ещё более конкретно: я тебе нужна?

Он взглянул в её карие, необыкновенно серьёзные глаза.

– Да что с тобой сегодня?

– Ответь, пожалуйста, если можешь, – настойчиво попросила она.

– Конечно, ты нужна мне, – его ответ прозвучал, быть может, чуть более убеждённо и твёрдо, чем этого требовало деликатное чувство правды.

– Тогда скажи мне…

Она замолчала. Волнение мешало ей подобрать нужные слова.

– Что же с тобой всё-таки?

– Ничего.

– Ты какая-то… необычная.

– Не волнуйся. Всё хорошо. Всё замечательно.

– Я и не сомневался.

Они помолчали ещё.

– Тогда… если я нужна тебе, если мы устраиваем друг друга, если нам хорошо рядом… тогда, может быть, имеет смысл принять решение?

Он глубоко вздохнул, собираясь с мыслями, но не найдя ответа, развёл руками.

– Давай уже будем жить семьёй, – она трогательно, по-детски, улыбнулась.

– Ведь мы и так вместе живём.

– Я бы хотела по-настоящему.

– Для тебя это так важно?