Премьера убийства

Первое действие Мартине понравилось. Действующие лица здесь были все те, о которых рассказывал Джейко. Старик, его сын, жена сына, их дочь и ее жених. Все они были существа довольно бесцветные, страшно зажатые, и лишь героиня мисс Гамильтон (да и то благодаря собственному обаянию актрисы) несколько выделялась из узкого круга пошлости и мещанского быта.

Мартина запрещала себе даже просто думать о скором выходе на сцену Гаи Гейнсфорд, но все-таки страшно напряглась, когда Гая в середине первого акта появилась. Роль у нее была небольшая, но для смысла всей пьесы она имела важное значение. Девушка олицетворяла как бы третье, молодое поколение, и в написании этой роли Резерфорд явно испытал влияние писателей-экзистенциалистов типа Камю или Сартра. Роль показалась Мартине очень выигрышной. Тут хватило бы изящного выхода, нескольких ярких штрихов и верной интонации — и все бы тебя запомнили… Когда подошел тот момент, где Гая должна была ловко и непринужденно скопировать жест Адама Пула, который ладонью отбрасывал волосы со лба, Мартина замерла… Но Гая, зачем-то дважды повторив фразу «Я не об этом говорила», замешкалась, когда Адам сделал свой быстрый жест…

— Ну! — рявкнул Резерфорд из тёмного зала.

— Спокойно! — отозвался Пул.

Мисс Гейнсфорд остановилась, злобно посмотрела во мрак зала и… забыла дальнейший текст.

Суфлер дважды вполне отчетливо дал ей подсказку, но Гая все еще беспомощно оглядывалась по сторонам. Беннингтон подошел к ней, обнял за плечи и попросил повторить. Наконец Гая произнесла свою реплику, и пьеса пошла дальше. В этот момент один из ассистентов закурил, и в свете пламени зажигалки Мартина разглядела сидевшего неподалеку от нее Джейко. Его страусиная шея была вытянута, голова запрокинута назад, руки скрещены на груди, и весь вид его говорил о глубокой задумчивости. Мартина спохватилась и отвела взгляд. Ее охватил стыд. Неужели она и впрямь такая лицемерка, а в глубине души только и думает, как бы мисс Гейнсфорд провалилась на генеральной репетиции?

Как только Гая Гейнсфорд ушла со сцены, диалог актеров приобрел стройность и сыгранность. Все нужные паузы были строго отмерены, все завязки и развязки получались легко и гладко. Было ясно, что актеры труппы давно сыгрались и чувствуют друг друга с полувзгляда. Персонажи убыстряли свое движение по сцене в каком-то хороводе вокруг все сужающегося пятна света в середине, диалог становился все более и более напряженным… «Когда же кульминация? — с замирающим сердцем подумала Мартина. — Сейчас?» Действие вызывало томительное ожидание, предчувствие какого-то взрыва… На сцену, мягко ступая, вышел Адам Пул.

Но занавес сразу же опустился, и суфлер, собрав записи, направился за кулисы…

— Нет, с меня достаточно! — прогремел Резерфорд и, поднявшись, тоже направился за кулисы, и уже оттуда послышался его зычный голос, которым он призывал себе на помощь всех святых и Всевышнего Господа, одновременно на все лады кляня отвратительных молодых актрис, которые изгадили его бессмертную пьесу…

Мимо Мартины прошел Джейко, сказав в воздух:

— А кое-кому пора подумать о костюме мисс Гамильтон ко второму акту…

Мартина вскочила и помчалась в гримерную. Там она обнаружила мисс Гамильтон, которая с плотно сжатыми губами пыталась расстегнуть застежку на спине… Мартина заблеяла извинения, но мисс Гамильтон решительно ее оборвала:

— Мне кажется, Мартина, ты не вполне усвоила свои обязанности костюмерши. Во всяком случае, могу напомнить, что тебе следует находиться у меня в гримерной всегда, как только я сама тут оказываюсь. Это понятно?

Мартина дрожащим голосом сказала, что ей все понятно, и побыстрее расстегнула платье мисс Гамильтон. Актриса молчала, а несчастной Мартине все эти неприятные интимные подробности ее новой работы показались гораздо более оскорбительными, чем в первый раз, когда мисс Гамильтон раздевалась сама…

В коридоре раздался голос ассистента:

— Второй акт! Второй акт, пожалуйста, на сцену!

— Ты все взяла, чтобы я моментально переоделась за кулисами? — строго спросила у Мартины ее хозяйка.

— Да, мадам, кажется, все! — пролепетала Мартина…

— Хорошо! — Мисс Гамильтон неприязненно осмотрела себя в зеркале, поджала губы и вышла в коридор. Там она обернулась к Мартине. — Что с тобой, девочка? Ты белая как мел!

Мартина снова смешалась:

— Разве, мадам? Я… Извините, мадам… Просто я посмотрела первый акт…

— Ну и что? Он тебя так напугал

? Или понравился?

— Да, понравился, — кивнула Мартина, ни жива ни мертва.

Настроение у мисс Гамильтон менялось с той же легкостью, с какой она, например, переходила из одной комнаты в другую.

— Да неужели? И ты так переживаешь из-за этой пьесы? Милое дитя! — воскликнула она с улыбкой. — Какая же ты глупышка! По-моему, переживать могут только сами актеры! И только они имеют право на плохое настроение!

Мисс Гамильтон прошла на сцену. А Мартина, оставшаяся за кулисами, неожиданно почувствовала, что начинает привыкать к этой роскошной даме, которая с такой легкостью могла решить ее судьбу — в ту или иную сторону…

* * *