Преобразователь

Мужчина в темных зеркальных очках, в куртке с высоко поднятым воротом и низко надвинутым капюшоном вышел из лифта и подошел к квартире, на дверях которой висела табличка «Продается». Оглянувшись по сторонам, он приподнялся на цыпочках и, вынув изо рта жвачку, залепил ею глазок видеокамеры, спрятанной в щитке. Затем он опустился на корточки, поднял коврик, сковырнул кафельную плитку и достал из образовавшейся дыры ключи. Открыв дверь, он вошел внутрь и осмотрелся. Не раздеваясь, прошелся по комнатам, заглянул в ванную. Затем вернулся в спальню и раздвинул стеклянные дверцы гардеробной комнаты. Автоматически зажегся свет. Окинув взглядом стопки вещей на полках, он провел рукой по вешалкам и прошел к окну. Сквозь жалюзи виднелась улица. Не снимая очков, человек изучающе оглядел двор, усыпанный опавшими листьями.

Снова вернулся в прихожую, снял очки и посмотрел в зеркало. В нем отразилось идеально красивое лицо без единой морщины. Неизвестный усмехнулся и коснулся ладонью стекла.

Отпечаток руки остался там, где только что было его отражение. Только на этом отпечатке не оказалось ни одного папиляра — будто до зеркала дотронулись рукой в резиновой перчатке.

— Ну, здравствуй, Сережа, — сказал я своему изображению. — Вот так и обновляется карма.

Перед моими глазами вдруг мелькнули картинки прошлого… Я отчетливо увидел договор, раскрытый на месте для подписи, голубоватую воду, льющуюся из бутылки, мгновенное превращение, крики окружающих, услужливо распахнутую дверь на улицу… Лица я не мог вспомнить. Лица того, кто… кто знал, что я не хочу это подписывать, того, кто дал мне пить иную воду

.

Я провел рукой по лицу, отгоняя воспоминания. Лицо было чужим. Мое лицо преобразилось. С него стерли мою прошлую жизнь — мои морщины, мои круги под глазами, мою улыбку. Оно стало другим. Я повернулся к зеркалу спиной. Вокруг стояла мертвая тишина, только едва слышно гудел домашний медиасервер.

Я решил остаться здесь на ночь. Пройдя в прихожую, я разулся и вдруг заметил обувную коробку, перевязанную розовой ленточкой. Она стояла чуть в стороне от входа.

«Бомба, — вот первое, что я подумал. — Вместо контрольного выстрела — контрольный взрыв». Но заворачивать бомбу в столь подозрительную коробку было просто глупо. Я осторожно поднял ее и понес на кухню. Поставил на стол и легонько потянул за ленточку. Холодный пот прошиб меня, но я взял себя в руки и снял крышку.

В нос ударил запах тухлятины. Две дохлые крысы со связанными хвостами лежали внутри. И еще пасхальная открытка, изображающая воскресение Христа.

Я взял ее в руки.

«Любовь сделает вас свободными» — было напечатано на обороте. И номер сотового телефона. Ничего личного — просто деловое письмо. Мне даже почудился голос, который это произнес. Знакомый голос.

Я закрыл коробку и поставил ее обратно на стол. Потом прислонился к стене и схватился за голову. Догадка пронзила меня, как нож. Аида у них в руках. И они требуют медальон. Они знают, что он у меня. Они знают, что я жив. Или не знают, а проверяют наугад? Но если у них Аида, они могли заставить ее рассказать все. Под пытками. Но даже под пытками она не могла рассказать им, что я не умер.

Зато так я узнал, что она жива. Она жива, а они готовы меняться. Но крысы в коробке мертвы. Это намек на то, что такая же участь ждет нас обоих? Ну, не живых же крыс им в коробку пихать. И как запихать в коробку живых крыс? Поэтому они мертвы. Это просто угроза такая. Просто угроза или предупреждение. Аида жива, я жив, а они всего лишь хотят то, что принадлежит им… Отдать дудочникам то, что им причитается. Честно сдержать свои обещания… Но я им ничего не должен. Ведь Магистр теперь — я.

И тогда я расхохотался.

Я теперь человек.