Преобразователь

Испугался парень. На древнем языке «яг», или «йег», значит «проклятый», а делать нечего. Вида не подал.

– Мне бы огня, да в свой табор вернуться, – отвечает парень. А сам за спиной охранительные знаки пальцем делает. От морока и злых духов.

– Будет тебе огонь. Вставай. Только делай все так, как я скажу.

И они пошли вдвоем. Вскоре Яг вывел парня к стоящему посреди степи дому с персиковыми деревьями. В очаге перед домом огонь горит. Навстречу им выбежали женщины и стали обнимать Яга.

Потом они увидели парня и спросили:

– Кого ты привел, Яг?

– Он спас мне жизнь. Накормите и переоденьте его, – велел Яг и ушел в дом. Три дня юноша ел пил и веселился в чужом доме, а потом пришел Яг.

– Ну что ж, парень. Теперь тебе пора возвращаться. Я дам тебе коня. Ты поедешь вон туда, ночью проверяя свой путь по большой звезде, – я тебе ее покажу. Огонь я тебе дам и научу, как довезти его до твоих шатров.

Яг сорвал в саду самый толстый стебель фенхеля и поднес его к огню. Потом задул пламя, и найко увидел, как вьется небольшой дымок от одного конца стебля. У стебля фенхеля мягкая сердцевина под твердой кожурой. В ней-то и жил огонь.

– А теперь прощай, и забудь дорогу к моему дому, – сказал Яг, поддерживая под уздцы коня, когда парень взбирался на него. Ему дали мешок с едой, и в ответ на слова благодарности Яг крикнул ему:

– Теперь твой народ через огонь навеки связан с моим, помни это и передай детям!

Парень хлестнул невиданного скакуна по белым бокам, и тот за день доставил его к родным шатрам.

С тех пор наш народ называют «мугат» – огнепоклонники, а сами мы понимаем крыс. Люди нас зовут, когда крысиный народ чересчур досаждает им. Игрой и пением мы уводим крыс прочь, а от нас это умение переняли крысоловы. Они не братались через огонь и могут убивать крысиное племя. Мы же не можем, иначе Яг прогневается на нас и нашлет черную смерть.

Цыганка вытряхнула пепел из догоревшей трубки и посмотрела на меня.

– Погоди, мой золотой, еще немного, тогда моя история станет и твоей.

Я осторожно переменил позу. Затекший седалищный нерв бурно протестовал против разъезжающихся в стороны подушек и жаждал ортопедического матраса. Конверт жег мне руку, и, несмотря на семейные саги и племенные легенды, мне больше всего хотелось залезть внутрь и выяснить, чья взяла.

– Успеешь еще, все там, золотой.

Цыганка правильно разгадала ход моих мыслей и усмехнулась, звякнув монетками.

– Ты меня послушай, тогда тебе все ясно будет, тогда узнаешь, что делать тебе. Когда во двор ко мне вошли трое мужчин, сердце мое будто упало. Спросили они баро, и я пригласила их в дом. Муж велел мне выйти. О чем говорили они – не знаю, только муж вскоре вышел и сказал, что приходили сваты к дочери. Он так смотрел на меня, будто я во всем виновата, но я-то ни при чем…

Потом все было по обычаю. Три дня гости могли смотреть на свадебные подарки жениха, развешанные в комнате. Ой, золотой, чего там только не было! – глаза старухи заблестели при воспоминании о богатствах невесты.

– Были расшитые золотом платья, и серебряная посуда, и золотые серьги с бриллиантами, и браслеты, и шубы…. Моя дочь выходила замуж не опозоренной. Но мой муж и я не веселились. Да, жених знал обо всем, но что ждет мою бедную доченьку в чужом доме? Я пытала мужа, но он сказал, что жених очень важный крысолов, он живет в нашем городе, уважаемый человек и без жены. Что он сам пришел к нему – а цыгане не могут отказать крысоловам. Впрочем, как и крысам.