Преодоление

- Кончай разговор. Обещался приехать проводить сам командир дивизии. Строй полк и набирай восемь экипажей добровольцев. Если желающих будет больше, выберешь которые поопытней. Иди займись делом! Я генерала подожду и посижу у телефонов. Вдруг начальники передумают.

- Понял, командир!… Дежурный, звоните в эскадрильи: командиров с летчиками - бегом на КП! Инженера полка, инженеров эскадрилий - тоже. Чем быстрее, тем лучше. Да, командира батальона обеспечения еще вызовите: пусть по тревоге на девятку самолетов доставит стокилограммовые фугаски пополам с зажигательными по шесть штук на машину и готовит костры для обеспечения посадки.

Молчавший до этого Зенин решил вмешаться:

- Иван Анисимович, хочешь совет от политработника?

- Владимир Николаевич, от доброго совета я никогда не отказывался. Давай!

- Добровольцы - это похвально. Но попытайся взять в основном летчиков из бывшей своей эскадрильи. Они тебя хорошо знают, доверяют и понимают с полуслова. Если одного подразделения, я имею в виду людей опытных, партийных, не хватит - добавь звено из другой эскадрильи. И еще!… Мы с командиром не пойдем на построение. Одному тебе будет удобней разговаривать, а летчикам решать.

- Пусть по-вашему будет.

От нахлынувших противоречивых мыслей и чувств майор не мог сразу сосредоточиться на предстоящем полете. Внимание металось между самолетами и аэродромом, ночью и летчиками, обеспокоенностью за себя и за экипажи… Он понял, что ему потребуется какое-то время, чтобы привести себя в более или менее уравновешенное состояние, так необходимое ему сейчас, буквально через несколько минут, когда нужно будет предлагать летчикам полет, испытывать их волю.

Как будто просто спросить: "Кто полетит?" А что должен будет передумать в те минуты каждый пилот, чтобы суметь сказать перед всем полком "да" или "нет".

Сделать выбор, наперед зная, что после "да" перед ним сразу появятся два врага - фашисты и ночь, о полете в которой он не имеет ни малейшего представления. Но и "нет" тоже не легче… Оно может оказаться для честного человека страшнее смерти, ибо столкнет его с собственным стыдом и возможным презрением товарищей. И никому из сказавших "нет" не простят потом погибших вернувшиеся из этого полета люди… Как только он, Сохатый, скажет: "Кто полетит?", в каждом офицере и солдате, стоящем в строю, в непримиримой схватке сшибутся мысли о жизни и смерти. И никто сразу не сможет себе ответить, что в нем победит.

Видимо, не случайно подполковник и замполит не идут сами к летному составу. Сознают, что им не очень-то ловко спрашивать, кто полетит. Сами остаются на земле…

- Товарищ командир, пока летчики собираются, разрешите я пойду готовиться.

- Занимайся, если хочешь, здесь. Мешать и тут тебе никто не будет.

- Лучше пойду, хочу один посидеть… Дежурный, когда соберутся, скажите!

Сохатый перешел в соседнее помещение, в котором обычно уточнялись задачи на вылет. В пустой палатке голые столы и скамейки только обострили у него ощущение надвигающейся опасности, с которой он уже мысленно начинал бороться.

Станцию он помнил зрительно, раньше бывал в том районе. Маршрут полета к ней не вызывал никаких сомнений. Главным препятствием становилась ночь. Сумерки могут, конечно, помочь дерзкому полету. Но как выбираться в темноте?

Иван вытащил из планшета карту. Достал навигационную линейку, карандаши, транспортир и стал прокладывать маршрут полета. Через пять минут он закончил подготовку к вылету и стал думать не о самом полете, а о ночи, наваливающейся на него тревожной неопределенностью. Закончив с картой, лег на скамейку лицом вверх и, стараясь осмыслить никогда еще не решавшуюся задачу, закрыл глаза.

Под Сталинградом впервые попытались применить штурмовики для боевых действий ночью, вспоминал Иван, но вынуждены были отказаться. Причины были ему неизвестны, о них можно только догадываться. "Ил" не очень приспособлен к ночным полетам, и потери оказались большими… Могли повлиять на судьбу ночных действий и просто малое количество машин в полках, и большой объем дневных задач.

Под Белгородом корпус, в котором служил Сохатый, вновь пытался "освоить ночь". Инженеры даже сделали приспособление на самолетах, уменьшающее ослепление летчика моторным выхлопом, но "ночная война" не прижилась. Скорее всего и здесь повлияла "сталинградская причина".

Сохатый стал представлять себя и группу по этапам полета в ночном небе… Темень, слепящие выхлопы мотора впереди кабин, мешающие летчику видеть линию горизонта, землю и соседнюю машину, которая совсем рядом. Блики кабинного освещения и опять же выхлопы, делающие стекла фонарей летчика и стрелка зеркально-непрозрачными, усугубляющими окружающую темноту, создающие ложное представление об окружающем мире. Смертельно яркие лучи прожекторов врага окажутся опаснее снарядов и пуль, выпущенных по самолетам, так как могут полностью ослепить сразу несколько летчиков.

Он попытался "увидеть" из своей кабины пикирование, пламя от стрельбы своего оружия, реальную опасность столкновения самолетов между собой и потери пространственного положения при ослеплении…