Преодоление: Роман и повесть

— Нет, Катерина… м–м-м… — протянул член комиссии и заглянул в блокнот. — Катерина Ивановна, у нас задачи более широкие, чем у газетчиков. Мы стараемся выявить истинные причины, мешающие нормальной работе всех заводских звеньев. Дело крайне нужное, не так ли?

Катерина повернулась вполоборота к члену комиссии, положила, словно на выставку, свои неподдающиеся загару руки, левую на колено, правую на стол пресса, давая им отдых.

— Мы надеемся с помощью рабочего коллектива и, в частности, с вашей помощью вскрыть недостатки, а виновников — за ушко да на солнышко.

У Катерины, после вчерашнего объяснения с Павлом, настроение ужасное. Опустила глаза, чтоб член комиссии не прочел в ее взгляде не только нежелание разговаривать с ним, но и вообще видеть кого бы гони было. Не до комиссий ей сейчас, но чернокудрый представитель продолжал:

— Вопрос сейчас стоит категорически: хватит потворствовать людям, не способным руководить производством!

— Правильно! Гнать их надо в три шеи, раз не обеспечивают своевременно завод металлом. А на чем работаем, видите? — хлопнула Катерина ладонью по столу пресса. — Да он ровесник моего деда!

— Все в свой черед, Катерина Ивановна, все делается по плану. Но планы, к сожалению, срываются по вине отдельных личностей. Поэтому и прислали нас, чтоб мы разобрались, кто тормозит дело переоснастки завода, выявили конкретных срывщиков.

— Что ж, бог помощь, как говорится… Выявляйте их и снимайте, может, тогда будут и пресса новые, и здание построят, и металл станут возить вовремя, а то из‑за нехваток совсем замучили нас сверхурочными да «черными субботами». Только так и вытягиваем план.

— Мне хотелось бы услышать от вас о руководстве участка, в частности — о начальнике. В коллективе, как я заметил, бытуют о нем весьма разноречивые мнения.

— Гм… Так ведь для всех мил не будешь, известно. Станислав Егорыч старается изо всех сил, да не все может выбить. Наши рабочие шутят, мол, сепаратор сделает каждый дурак, а вот обеспечить участок всем необходимым для работы — надо быть гением.

— Рабочие всегда говорят правильно. Если руководитель не в состоянии обеспечить бесперебойную работу, зачем он нужен? Верно? А говорят, Ветлицкий опирается не на массы, не на коллектив в целом, а на отдельные личности, что противоречит нашей, советской кадровой политике. Верно? За это, конечно, по головке не погладят. Потеря самокритичности, самоуспокоенность, зазнайство — все это, как сказали мне рабочие, присуще характеру и поведению Ветлицкого. Он завел себе любимчиков, величает их асами, академиками этими… — брюнет заглянул в блокнот. — Хе! Флагманскими наладчиками! Искусственно нагоняет им высокие заработки. Верно, Катерина Ивановна?

— Верно одно: тот, кто это вам сказал — распоследний негодяй!

— Позвольте, ведь глас народа — глас божий? Дело не в том, кто сказал, дело в фактах, а их немало. Вы — человек уважаемый, отмеченный высокой наградой, не станете же вы защищать человека, который не только скомпрометировал…

— Я поняла, — перебила хмуро Катерина, сцепляя и расцепляя пальцы. — Поэтому я расскажу вам, как у нас за критику съели человека.

— Съели? Ну‑ка, ну‑ка! — наставил уши член комиссии и приготовил блокнот.

— Был у нас наладчик–активист Флегонтов. Человек прямой, настоящий борец. Резал всем правду–матку в глаза. Всем без разбора. Сами понимаете, кому такое нравится? Ведь получалось, вроде он один умный, смелый, а остальные дураки и трусы. Когда Флегонтов, бывало, выступал на собраниях, — с других участков прибегали слушать его. Ух, давал перцу! Уж так раскритикует — живого места у начальства не остается. Боялись его все, как огня, а кто он? Простой рабочий.

И вот три года тому назад пришел сюда Ветлицкий и стал все переиначивать. Так что вы думаете случилось? Флегонтова, правдолюбца, перестали слушать. Разве не обидно человеку? Тут на кого ни прийдись — заест! Он и накатал на Ветлицкого письмишко куда надо, все указал. Конечно, комиссия вроде вас и все такое, проверили, но тогда Ветлицкого почему‑то не тронули. Флегонтов еще больше обиделся, еще бумагу послал. Ну, комиссия снова, и что вы думаете? Опять Ветлицкий вышел сухим из воды. Тут Флегонтов совсем разъярился, стал писать бумагу за бумагой, подключил рабочих бороться за правду, почти всех втянул. И такая, знаете, борьба пошла у нас — работать перестали. Месяц на исходе, план трещит, а кругом проверки, разбирательства, перепроверки — кино и только! Остались мы тогда без заработка, без прогрессивки. Вот и лопнуло у рабочих терпенье. Собрались сами, без начальства, без профкома и парткома, поставили Флегонтова в середину круга и сказали ему вежливо: «Уматывай такой-сякой активист, чтоб твоей склочной морды никогда здесь больше не видели!» Он поначалу было заартачился, дескать, нарушение демократии, свободы совести, свободы печати… А ребята ему: «Ты давай топай, а не то выйдем за проходную, мы тебе припечатаем свободу!..» Так и ушел бедняга. Съели активиста. Смекаете, товарищ член комиссии, не знаю какой и кто вас сюда прислал.