Преодоление: Роман и повесть

— Так ведь лучше один показ на контрастных примерах, чем сто часов болтовни. Это способ испытанный, его применяли еще древние спартанцы.

— Ты, я вижу, дюже силен в античной истории.., Когда тебя выгонят из цеха за невыполнение плана по экспортным подшипникам, приходи ко мне работать гидом. Посажу кассира, будет продавать билеты, как в Оружейную палату, — кивнул Ветлицкий на «Бланшард».

— А ты будешь водить экскурсии. Так и наскребем помаленьку на случай невыполнения финансового плана…

— Смех смехом, а к этому идет, — помрачнел Тараненко. — Обидно, черт побери, вот так! Подшипники приняты по первому классу, а сдать не могу. Тьфу!

— Я слышал краем уха, когда заходил к Дмитрию Васильевичу. Только непонятно, почему не использовать парафинированную бумагу? Заворачивай в нее!

— Нет, на экспорт разрешается исключительно в полиэтиленовой пленке. Таковы технические условия. Бумага годится лишь для внутрисоюзного потребления. Но несчастье, Станислав, в том, что и бумаги у нас нет. Финляндия прекратила поставку. Почему? Ты, я вижу, ужасно темный, газетки‑то хоть изредка почитывай.

— А что там?

— Рабочие–бумажники бастуют, требуют чего‑то для жизни. Вот я и оказался жертвой экономической борьбы пролетариата против капитализма. Полнейший прогар!

— Н–да… Если производственные силы вступают в конфликт с капиталистическими производственными, отношениями, тут уж ничего не попишешь. Тебе, сознательному интернационалисту, не остается ничего, кроме как терпеть тяготы во имя победы финского рабочего класса, — подковырнул Ветлицкий друга.

— А ну тебя! — отмахнулся тот. — Пойду звонить диспетчеру, вторые сутки не дают бездельники плюсовых шаров…

Тараненко исчез. Ветлицкий постоял еще немного, раздумывая о том, как раскаты классовых битв влияют на зарплату Тараненко и его подчиненных.

Подловили!..

Прошли еще сутки. Ни полиэтиленовой пленки, ни бумаги завод не получил. Утром перед оперативным совещанием Хрулев категорическим тоном заявил в главк, что месячная программа под угрозой срыва. Склады сборочных цехов забиты готовой продукцией, нов отдел сбыта подшипники не отправляются. Если главк, в частности, Любчик, не обеспечит в течение суток упаковочным материалом, завод план не выполнит.

— Любчик знает и делает все от него зависящее. Не одни вы в таком положении, — пробасил Яствин. — А вам, между нами говоря, чем сидеть сложа руки и ждать, когда посыплется манна небесная, следовало бы заняться изысканием собственных возможностей. Выявляйте скрытые резервы.

Яствин положил трубку. Хрулев еще несколько минут сидел, обдумывая совет начальника главка: «Не ждать», «изыскивать», «выявлять». Все это демагогия, но делать что‑то действительно нужно. На Любчика надежды нет. На Яствина — тоже. Не выполнит завод план, ну и что? В главке заводов много, другие перекроют недовыполнение, и в целом будет все в ажуре. Зато на директора станут всех собак вешать, и никому не докажешь, что не твоя вина.

Поручив начальнику производства завода провести оперативное совещание, Хрулев отправился в райком партии. Передал первому секретарю записку, и тот принял его в неурочное время. Должно быть, потому принял, что Хрулев никогда не приходил в райком плакаться на трудности, не толкался в отделах и по коридорам, собирая новости и настроения начальства, по примеру некоторых других, не стремился выпячиваться своей активностью, а тем паче показывать свои якобы тесные контакты с партийными органами. Уж коль Хрулев пришел, значит, действительно стряслось чго–го серьезное.

Секретарь, сам бывший инженер–химик, выслушав Хрулева, усмехнулся про себя: «А ведь не зашел к секретарю по промышленности, нет, знает, что тот машиностроитель и с полиэтиленовой пленкой не поможет. Но положение у Хрулева действительно безвыходное, тут добрым советом не открестишься, из самых наилучших советов пленку не прокатаешь… Однако, безобразие! Нерадивых снабженцев надо наказывать. На что эго будет похоже, если их обязанности станут выполнять секретари райкомов? Вместе с тем оставить коллектив завода на произвол судьбы в критический момент нельзя».