Преодоление времени. Важные мысли и письма

Наталья Евгеньевна Маясова (искусствовед) сказала про Георгия Карловича Вагнера на обсуждении его работ 14 июня 1983 года, выставлявшихся на премию: «Он сумел улыбнуться всем», то есть всем сделал, написал что-то нужное, что-то для их работы необходимое – искусствоведам, источниковедам, литературоведам, археологам и пр. Прекрасно сказано, особенно уместно в отношении именно Г.К. Вагнера – милого, доброжелательного, доброго, справедливого (мост между личностью исследователя и его трудами – улыбка).

Те, кто выступает против сложной научной терминологии в литературоведении, сами часто пишут так: «Конкретное претворение намеченных мероприятий в практическую деятельность позволит сосредоточить работу правления Союза писателей на ключевых направлениях литературной работы…» и т. д., и т. д. Нет уж!

В разбойничьей шайке Робин Гуда самый сильный и высокий имел прозвище Маленький Джон (кажется, так), и это прозвище «по противоположности» считается типичным для английского юмора. Но вот на Волге наш громадный теплоход «Владимир Ильич» сел на мель, и вытягивать нас был прислан сильнейший буксир – «Череповецкая пионерия». Я думаю, это название дано не без юмора. Впрочем, юмористические названия у нас редкость. Мы очень «серьезные» люди. Естественное юмористическое название, которое я еще знаю, – это столовая на Кронверкском проспекте в Ленинграде: «Демьянова уха». Если вспомнить, что Демьян угощал так, что его гость бежал от него без памяти, «схватив кушак и шапку», то юмор этого названия покажется даже смелым для коммерческого предприятия.

Юмор очень национален. Стоит только вспомнить различные анекдоты, сочиняемые обычно про себя же в народной среде. Чем грубее юмор, тем он меньше считается с национальными границами. Как кажется, самый тонкий, но и самый «трудный» юмор – английский. Выразитель этого юмора – английский журнал «Punch». Он стал своего рода «представителем» английской нации. Но понятен почти что только самим англичанам.

О карьеристе в Болгарии говорят: «службагон».

Вот о чем не пишут историки и что производило в свое время очень большое впечатление: это «атмосфера обращений» друг к другу.

1. Когда в 1918 году всюду стали говорить друг другу вместо «господин», «госпожа» (на юге – «мадам») – «товарищ». Это производило такое впечатление:

А. Амикошонство. Человек, обращавшийся к незнакомому «товарищ», казался набивающимся в друзья, в собутыльники. Часто отвечали: «Гусь свинье не товарищ!» И это было не классовое, а исходило как бы из самосохранения. Профессор, говоривший студентам «товарищи», казался ищущим популярности и даже карьеристом, ибо ректора университета избирали студенты. Таким избранным ректором и в самом деле был будущий академик Н.С. Державин. Поэтому серьезные ученые (Жирмунский даже демонстративно) продолжали обращаться к студентам «коллеги» (Жирмунский плохо произносил «л»).

Б. Поражало в этом обращении и то, что женщины и мужчины не различались. К женщинам тоже обращались «товарищ» (теперь этого нет, и все женщины стали «девушками», вернее, остались без способа обращения).

2. Постепенно к концу 20-х годов к обращению «товарищ» привыкли. И это стало даже приятно – все люди были если не товарищами в подлинном смысле этого слова, то во всяком случае равными. Со словом «товарищ» можно было обратиться и к школьнику, и к старухе. Но вот начались сталинские чистки (кстати, чистки «классово чуждых» были и раньше, и массовые расстрелы заложников, «подозреваемых» и пр. – тоже, но в «сталинских» была видимость преодоления каких-то государственных препятствий: брали любых, любых категорий – и «хорошо одетых», и бедно одетых, и вот в какую-то неделю не помню какого года жители стали внезапно замечать, что милиционеры, кондукторы, почтовые служащие прекратили говорить слово «товарищ» и стали обращаться «гражданин» и «гражданка». А эти слова носили отпечаток отчужденности, крайней официальности (сейчас это исчезло и появилось даже слово «гражданочка»), И это обращение, по существу новое (хотя редко бывало и раньше, когда злились друг на друга или задерживали нарушителя законов), стало заполнять улицы, официальную жизнь, создало атмосферу. Каждый человек оказался подозрительным, под подозрением; над всеми нависла угроза возможного ареста; в словах «гражданин» и «гражданка» мерещилась тюрьма.