Если захочешь, напиши ответ и передай Максу.
Он передаст мне
Твой будущий муж».
— А это точно мне? — спросила, покосившись на Макса.
— Тебе.
— Подозрительно всё. Может ты так надо мной шутишь? — прищурилась.
— Зачем?
— Не знаю, — пожала плечами, снова вчитываясь в текст…
— Кир, ты хотела узнать, почему я тебе личную жизнь порчу, в твоих руках ответ. Меня просили.
— Два года?
— Да.
— Не находишь тупым: влюбиться в девочку и скрывать свои чувства несколько лет?
— Обстоятельства бывают разными.
— Мне приятно, но в то же время злит, почему не подойти, поговорить?
— Я откуда знаю? — буркнул Макс.
— Все, не злись, это ведь ваш с Пашкой знакомый?
— Да.
— Не скажешь кто?
— Нет.
— Окей, что в коробочке?
— Смотри сама.
Открыв коробочку, обнаружила золотую цепочку с кулоном в виде сердца.
— Красиво, — улыбнулась, — но я не могу это принять.
— Почему?
— Золото терпеть не могу, — усмехнулась, отодвигая от себя дорогущий подарок.
— А золотые сережки исключение? — усмехнулся Макс.
— Твой подарок, между прочим, как я могла отказать? — улыбнулась, прикоснувшись к сережкам.
— То есть мне не можешь, а ему спокойно?
— Макс, сам посуди? За красивыми словами или самый настоящий трус, или неуверенный в себе мужчина.
— А если ты ошибаешься, и парень хотел подарить тебе романтичную сказку?
— Допустим, это интересно, но я немного про другое. Два года капать слюной на девочку и ни разу к ней не подойти, какие выводы напрашиваются? Здесь либо чувства выдуманы, либо мужчина настолько не уверен в себе, что просто кошмар. Меня, как девочку, эти варианты не устраивают. Тем более, может, пообщавшись со мной, он осознал, что я не настолько идеальна, как он думает? В общем, это очень приятно, но отдай пожалуйста письмо и подарок обратно. Скажи, что, если хочет, мы можем встретиться, по-другому я не готова общаться.
— Хорошо, передам, спасибо за завтрак, — натянуто улыбнулся Макс, поднимаясь.
— Макс, я не хотела тебя задеть, — остановила Устинова, схватив за локоть прежде, чем он вышел из кухни.
— Я-то тут причем? — усмехнулся.
— Я же вижу, что тебе неприятно быть Почтой России и передавать такую новость. Просто я хочу, чтобы ты меня понял. Парни так умеют красиво говорить, но потом это оказываются всего лишь слова. Я не хочу больше сопливого мальчика, который испугается тебя и убежит. Мне хочется быть с сильным и уверенным в своих чувствах мужчиной. Или не быть ни с кем.
— Я понял, не волнуйся, — приобнял меня Макс.
— Всё равно я чувствую себя не очень, — призналась, вдыхая крышесносный запах.
— Прекрати, он поймет.
Черт, а я уже себе надумала вчера, что Устинову нравлюсь, даже хотела присмотреться, а тут такое. Даже обидно, что он не сам, а его кто-то просил.
Максим
Удар.
“Или самый настоящий трус”.
Удар.
“Или неуверенный в себе мужчина”.
Удар.
— Хватит молотить грушу, — раздался голос друга.
Удар.
“Меня, как девочку, эти варианты не устраивают”.
Удар.
“Я не хочу больше сопливого мальчика”.
Удар.
— Твою… (Пи-пи-пи-пи)! — ору, избиваю грушу.
— Успокойся, — повышает голос Паша.
Оборачиваюсь, в зале каждый смотрит на меня с изумлением. Мне не свойственно так выражать чувства, обычно со всеми я слишком вежлив, особенно, когда нахожусь на грани. Предпочитаю держать эмоции под контролем, чтобы не совершать ошибки.
— Она права, я совершенно в себе не уверен, — утыкаюсь лбом в грушу.
Паршиво.
— Вспомни, из каких передряг ты вытаскивал наш бизнес, неуверенные люди себя так не ведут.
— Какой к черту бизнес? — рычу.
— Мне так и хочется двинуть тебе по физиономии, чтобы в себя пришёл.
— Так ударь!
— Я, конечно, понимаю, кровь кипит, п@@@юлей хочется, но это не ко мне, у меня сегодня особенный день, чтобы с разбитой рожей ходить.
— Что мне делать? — вздыхаю, опуская руки.
— Во-первых, прекратить ныть, и послушать своего друга. Во-вторых, спустить сеструху с пьедестала. Ты её любишь, это я уже осознал, но ты относишься к ней, как к хрустальной, что ли. В роли друга ты превосходен, но как только свои яйца пытаешься подкатить к Кире, в тебя вселяется пятнадцатилетний пацан, который путём даже изъясняться не может. Что за херня с письмом? Ты об стену, что ли, стукнулся? Даже думать не хочу, что ты там понаписал. И вообще, о чем ты думал, когда сам же доказывал ей не один год, что за слащавыми обещаниями ничего нет. Сам, мать его, вылавливал пацанов, запугивал. Да ты когда мне написал, я блином подавился, напугав Ирку. Думала, не понравилось, — заулыбался Пашка.
— Она особенная, она заслуживает.
— Стоп! Обычная она, руки ноги, два глаза.
— Для тебя обычная, — злился.
— Ты совсем чокнулся от воздержания, что ли?
— Заткнись.