Сопоставляя апофатический словарь Симеона со словарем Дионисия [852]
, мы видим, что оба автора пользуются сходной терминологией. Впрочем, язык Симеона значительно богаче, когда дело касается отрицательной терминологии, и более ограничен в употреблении терминов с превосходной степенью. Симеон использует почти все отрицательные термины, встречающиеся в Ареопагитиках, но добавляет к ним термины собственного изобретения, а также такие, которые он заимствует в других, не–ареопагитских, источниках, например (несозерцаемый) [853], (неуразумеваемый) [854], (неудерживаемый) [855], или (неувядающий) [856], (неизменный) [857], (невыразимый) [858], (безгрешный) [859], –, , , (неизреченный) [860], а также никогда ранее не встречавшийся термин (негордый) [861], и многие другие.Среди терминов с приставкой превосходной степени мы находим у Симеона преимущественно термины литургического происхождения, такие как (пребезначальный) [862]
, (препрославленный) [863], (преблагословенный) [864], – (премилосердный) [865], (сверхполный) [866] и некоторые другие.Оксимороны используются Симеоном очень обильно. Он говорит о»животворной мертвости» [867]
,«сверхчувственном чувстве» [868],«неподвижно движущемся»уме [869],«неощутимом ощущении»,«внетелесном теле» [870],«непостижимом постижении»,«невообразимом образе» [871]. Особенно богат оксиморонами язык Гимнов: здесь мы находим такие выражения, как»мера безмерного» [872],«достижимо недостижимое» [873],«несмешиваемое смешение» [874],«начало безначального» [875],«неизменно изменяющийся» [876],«разделенный без разделения» [877], «видеть безвидно» [878], «высказывать неизреченное» [879] и другие.При чтении Симеона порой встречаешь парадоксальные утверждения, смысл которых раскрывается только в контексте апофатической традиции. Симеон говорит о мысленном солнце, которое»все присутствует везде и все никоим образом нигде» [880]
; о восхождении того, кто превыше всякого знания, к»всецелому незнанию» [881]; об уме, который»весь покрыт Божественным мраком и светом» [882]; о Боге, Который»всегда пребывает неподвижным и ежечасно весь движется» [883]. Симеон, подобно Ареопагиту, использует на равных противоположные термины, — такие как знание–незнание, свет–тьма, чувство–бесчувствие, — когда речь идет о Боге или человеческом опыте причастности к Божественному:Симеон не настаивает на превосходстве апофатического языка над катафатическим, однако, обращаясь к богословским темам, весьма широко пользуется апофатической терминологией. Причина этому, как нам кажется, заключается в мистическом характере его богословия, в его глубоком чувстве непостижимости Бога и в его опыте непосредственной близости с Богом — опыте, передать который в положительных выражениях он подчас оказывался не в силах. В этом смысле Симеон близок таким предшествующим ему мистическим писателям, как Григорий Нисский, Дионисий Ареопагит и Максим Исповедник, хотя прямых заимствований из сочинений этих авторов мы у Симеона не находим.
5. «Бог есть свет»
Особый интерес Симеона к учению о Боге как свете вызван пережитым им опытом видений света, о котором мы будем подробнее говорить в Главе IX. Здесь же мы ограничимся анализом святоотеческих корней этого богословского учения, которое восходит к Иоанну Богослову [885]
и которое было развито многими Отцами Церкви до Симеона, в первую очередь Григорием Богословом. В учении о Боге как свете очевидна прямая связь между тремя авторами, которых Церковь удостоила имени»Богослова»: Иоанном, Григорием и Симеоном.Для Григория тема Божественного света имела очень большое значение: самую природу Божию он, преимущественно перед любым другим термином, определяет как»свет». Григорий выработал специальную»терминологию света», которая присутствует в большинстве его литературных произведений [886]
. С наибольшее полнотой и ясностью учение о Божественном свете выражено Григорием в Словах 38–40, которые особенно ценил Симеон Новый Богослов; он ссылается на них более двадцати раз [887]. Вот отрывок из Слова 40–го, который может служить кратким суммарным изложением учения Григория о Боге как свете: