Прерия

– Да, куда как извилиста, – по-английски проворчал старик, – если ехать тем путем, как ты показываешь, но далеко не так извилиста, как замыслы индейца… Скажи, брат мой, вожди племени пауни любят видеть чужие лица в своих жилищах?

Молодой воин грациозно склонил голову над лукой седла.

– Когда мой народ забывал дать пищу пришельцу?

– Если я приведу моих дочерей в селение Волков, возьмут ли их ваши женщины за руки? И станут ли ваши воины курить трубку с моими молодыми друзьями?

– Страна бледнолицых у них за спиной. Зачем они прошли так далеко в сторону заходящего солнца? Они потеряли свою тропу? Или это женщины тех белых воинов, которые, я слышал, поднимаются вверх по реке с бурными водами?

– Ни то и ни другое. Те, что поднялись вверх по Миссури, – воины моего великого отца, который послал их по своему поручению; мы же мирные путешественники. Белые люди и красные люди – соседи и желают быть друзьями. Разве омахи не навещают Волков, когда томагавк зарыт на тропе между двумя народами?

– Омахов мы встречаем приветом.

– А янктоны и темнолицые тетоны, живущие в излучине реки с мутной водой? Разве не приходят они в дома к Волкам выкурить трубку?

– Тетоны лжецы! – воскликнул индеец. – Они не смеют ночью закрыть глаза. Не смеют; они спят при солнце. Видишь, – добавил он, указывая с лютым торжеством на страшное украшение своих гетр, – с них столько снято скальпов, что пауни их топчут! Пусть сиу уходят жить в горные снега; равнины и бизоны – для мужчин!

– Ага, вот тайна и раскрылась, – сказал траппер Мидлтону, который внимательно следил за их беседой – ведь как-никак дело касалось и его. – Красивый молодой индеец выслеживает сиу – это видно по наконечникам его стрел и по тому, как он себя раскрасил; и еще по глазам: потому что у краснокожего все его существо согласуется с делом, которым он занят, будь то мир или война… Тише, Гектор, спокойно! Разве ты впервые чуешь запах пауни, дружок? Лежать, песик, лежать! Брат мой прав: сиу – воры. Так о них говорят люди разного цвета и племени, и говорят справедливо. Но люди из страны, где восходит солнце, не сиу, и они хотят быть гостями Волков.

– У моего брата седая голова, – возразил пауни, смерив траппера взглядом, полным и недоверия, и гордости, и понимания; потом, указывая вдаль на восток, добавил:

– И глаза его видели многое. Может он назвать мне, что он видит вдалеке? Не бизон ли там?

– Это больше похоже на облако: оно поднимается над границей равнины, и солнце освещает его края. Это дым неба.

– Это гора на земле, и на ее вершине – жилища бледнолицых! Пусть женщины моего брата омоют ноги среди людей одного с ними цвета.

– У пауни зоркие глаза, если он в такой дали различает бледнолицых.

Индеец медленно повернулся к говорившему и, помолчав, строго спросил:

– Мой брат умеет охотиться?

– Увы, я не более, как жалкий зверолов, и зверя я беру в капканы.

– Когда равнину покроют бизоны, он различит их?

– Конечно, конечно!.. Увидеть быка легче, чем уложить его на бегу.

– А когда птицы улетают от холодов и облака становятся черными от их пера, – это он тоже видит?

– Еще бы! Не так уж трудно подстрелить утку или гуся, когда их миллионы и небо от них черно.

– Когда падает снег и покрывает хижины Больших Ножей, видит чужеземец его хлопья в воздухе?

– Сейчас мое зрение не очень хорошо, – чуть печально ответил старик, – но было время, когда мне дали прозвание по зоркому глазу.

– Краснокожие различают Больших Ножей так же легко, как вы, чужеземцы, видите бизонов, и перелетную птицу, и падающий снег. Ваши воины думают, что Владыка Жизни создал всю землю белой. Они ошибаются. Они сами бледны и видят во всем свое собственное лицо. Оставь! Пауни не слеп и сразу видит людей твоего племени!

Воин вдруг замолк и склонил голову набок, как будто напряженно к чему-то прислушиваясь. Потом, круто повернув коня, проскакал в ближний конец зарослей и стал внимательно всматриваться в сумрачную прерию, но глядел он не туда, откуда явился отряд, а в противоположную сторону. Его поведение показалось наблюдавшим и странным и непонятным. Он вернулся, пристально поглядел на Инес, опять ускакал, снова вернулся, и так несколько раз – как будто мысленно вел какой-то трудный спор с самим собой. Он натянул поводья, сдерживая разгоряченного коня, и, казалось, хотел заговорить, но опять склонил голову на грудь, напряженно прислушиваясь. С быстротой оленя он проскакал в тот конец, откуда вглядывался в даль, потом описал несколько стремительных малых кругов, точно все еще не сделал выбора, и наконец понесся, точно птица, которая вот так же, кружила над гнездом, перед тем как улететь. С минуту было видно, как всадник мчится по степи, затем бугор скрыл его из глаз.

Собаки, уже некоторое время проявлявшие беспокойство, побежали было вслед за индейцем, но быстро прекратили погоню: сели, как обычно, на задние лапы и жалобно завыли, как будто предостерегая о близкой опасности.

Глава 19

Что, если он не устоит?

Шекспир