Прерванный полет «Боинга-737»

Поднимаясь по лестнице в спальню, он споткнулся о ступеньку, и тотчас наверху раздались торопливые шаги. Надежда вспыхнула и погасла, потому что это была не Захаб, вставшая с кровати, а старший сын Бахмар, с бледным, озабоченным лицом, на котором отчетливо проступали первые усики.

– С мамой плохо, отец, – быстро проговорил он. – Только не шуми, прошу тебя. Я не хочу, чтобы братья увидели ее такой.

Захаб лежала в дверном проеме спальни, разметавшиеся волосы скрывали ее лицо. Упав на колени, Рахман убрал волосы с ее лба и глаз. Кожа жены под его пальцами была холодной и влажной.

– Я хотел перенести ее обратно на кровать, но для меня она слишком тяжелая, – сказал сын, всхлипнул и сердито провел рукой по глазам. – Скорей бы вырасти. Уж тогда-то я не отдам маму, ни за что не отдам!

Не было смысла спрашивать, кому он не отдаст. Ответ витал в воздухе. Смерти.

– Руки… – Бахмар с ненавистью посмотрел на свои руки. – Они слишком слабые.

– Все в порядке, сынок, – успокоил его Рахман, – все в порядке.

– Нет, не все. Ничего не в порядке, отец. Ничего!

– Спокойно.

Просунув руку под спину жены, Рахман поднял ее. Ему она вовсе не казалась тяжелой, наоборот – легкой, почти такой же легкой, как пушинка, которая вот-вот улетит от дыхания смерти.

– Я не смог ей помочь, – уныло произнес сын. – Я никуда не годен.

– Ты был рядом, – просто сказал Рахман. – Это главное.

– Я как раз писал письмо доктору, который вызвался ей помочь, – рассказывал Бахмар, идя вслед за отцом в спальню. – Тут раздался грохот. Должно быть, мама сама хотела сходить в туалет и упала. Я вызвал «Скорую». Почему они до сих пор не приехали?

– На улице настоящая буря. Сходи покарауль возле двери, чтобы врачи не проехали мимо.

Сын ринулся вниз. Уложив Захаб на кровать, Рахман склонился над ней. Дыхание жены было быстрым, неровным, а запах изо рта – отвратительным. Однако Рахман даже не подумал отстраниться.

– Держись, родная, – прошептал он, беря за холодную, безвольную руку. – Не уходи. Слышишь меня? Ты слышишь?

Он поцеловал ее ладонь, затем прижал к своей горячей щеке, а когда услышал завывание сирены «Скорой помощи», заплакал.

В больницу их сопровождал Бахмар, все же разбудивший одного брата, чтобы тот, если что, присмотрел за остальными. Врач, вышедший к ним в коридор, сообщил, что состояние Захаб стабилизировалось, так что утром ее можно будет увезти домой. Посоветовал купить некоторые медикаменты, весьма дорогие, но очень эффективные.

– Эти лекарства, – сказал врач, – возможно, предотвратят повторные приступы, но болезнь достигла такой стадии, когда… – Он виновато развел руками. – Увы, я провел обследование и вынужден констатировать: опухоль продолжает увеличиваться.

– Что же делать, доктор? – вырвалось у Рахмана.

– Главное – не терять надежды.

Это прозвучало так фальшиво, что врач поспешил кашлянуть в кулак.

– Мы не теряем, – горько произнес Рахман. – Терять уже нечего. Нет надежды.

– Есть, – прошептал Бахмар, когда врач оставил их одних. Его глаза лихорадочно блестели.

– О чем ты? – не понял Рахман.

– Есть надежда, отец.

– Будь мужественным. Давай смотреть правде в лицо. Опухоль увеличивается, метастазы распространяются на весь мозг.

– Я говорил тебе, что один врач берется помочь маме, – сказал Бахмар. – Его зовут герр Форманн. Он каким-то образом сам вышел на меня. У него своя онкологическая клиника.

Рахман, недавно заявивший, что надежды больше нет, схватил сына за плечи:

– Этот Форманн готов прооперировать маму? Сейчас? На этом этапе?

– Да, отец.

– Так что же ты молчал?

– Лечение платное, отец, – потупился Бахмар. – Вместе с дорогой и лекарствами получается шестьсот тысяч евро, я несколько раз пересчитывал.

– Шестьсот тысяч евро, – пробормотал Рахман, роняя руки. – Всего лишь…

– Ты ее любишь? – спросил сын, глядя ему в глаза.

– Конечно! Больше жизни! Я на все ради нее готов!

– Это все слова, отец. Если ты любишь маму, то просто обязан найди деньги. Ты сам учил меня, что для мужчины нет ничего невозможного.

– Я попробую, – пробормотал Рахман, отводя глаза.

– Нет. Не попробуешь. Найдешь эти чертовы деньги. Или это сделаю я. – Юноша говорил тихо, но так страстно, что воздух вокруг них наэлектризовался, как во время грозы. – Ограблю банк. Или запишусь в смертники – не знаю. Если у тебя не получится, то скажи сразу, чтобы не терять время даром.

– Когда… – Рахман с трудом проглотил ком в горле. – Когда нужны деньги?

– Через две недели, – ответил Бахмар. – Максимум через три. Потом будет поздно.

Две недели пролетели незаметно. От Захаб теперь не отходила специально нанятая сиделка, но разве могла она отогнать смерть, таящуюся у изголовья кровати? Всякий раз, возвращаясь из рейса, Рахман видел, как поникают плечи сыновей, как все ниже опускаются их головы. Бахмар ничего не спрашивал и не напоминал о том разговоре в больнице. Но сегодня, перед вылетом Рахмана в Джабур, он сказал:

– Доктор Форманн спрашивает, готовы ли мы заказать место в его клинике. Много желающих. Ты что-то решил, отец?

И тут впервые в своей жизни Рахман побоялся сказать сыну правду.