Престиж

После традиционного номера с китайскими кольцами Борден энергично и чисто исполнил трюк с появлением девушки из ящика. Конечно, это была моя Оливия, неотразимая, в расшитом блестками платье, которое сверкало и переливалось в свете электрических ламп. Она грациозно удалилась за кулисы и через считанные мгновения появилась вновь, уже в облегающем трикотажном костюме, наподобие гимнастического. От неприкрытой чувственности ее облика у меня перехватило дыхание, несмотря на то, что надо мною довлела отчаянная горечь потери.

Кульминацией выступления Бордена стал иллюзион с электрической транспортацией, выполненный с особым шиком, что меня окончательно удручило. Когда же Оливия вернулась на сцену, чтобы вместе с Борденом выйти на поклоны, я был просто убит. Она так и светилась красотой, счастьем и радостным волнением. В моем воспаленном воображении пронеслась мысль, что Борден слишком нежно держит ее за руку.

Решив довести дело до конца, я поспешил к актерскому подъезду. На моих глазах разошлись все артисты, привратник запер дверь и выключил свет, однако ни Борден, ни Оливия так и не появились из дверей здания.

18 сентября 1898

Сегодня горничная, за которой я до сих пор сохранял место на случай возвращения Оливии, показала мне письмо, полученное ею от бывшей хозяйки.

Я приступил к чтению с душевным трепетом, цепляясь за последнюю надежду хоть что-то прояснить, но в письме содержалось только поручение:

Люси,

Будь добра, упакуй мои вещи и как можно скорее прикажи отвезти их к служебному подъезду театра «Стрэнд».

Не забудь разборчиво надписать мое имя на всех тюках и коробках, а я позабочусь, чтобы их переправили мне.

К сему прилагаю некоторую сумму денег на покрытие расходов; сдачу оставь себе. Если на новом месте у тебя потребуют рекомендацию, мистер Энджер, безусловно, напишет все, что полагается.

Моя благодарность и т. д.

Оливия Свенсон.

Мне пришлось вслух зачесть это письмо растерянной девушке, да еще растолковать, что ей делать с пятифунтовой банкнотой, вложенной в конверт.

4 декабря 1898

В настоящее время у меня сезонный ангажемент в Ричмонде; театр «Плаза» расположен на берегу Темзы. Сегодня, отдохнув у себя в гримерной между дневным и вечерним представлениями, я как раз собирался пойти перекусить вместе с Адамом и Гертрудой, когда в дверь постучали.

Это была Оливия. Я впустил ее, не соображая, что делаю. Она выглядела прелестно, но казалась усталой; сказала, что весь день меня разыскивала.

— Робби, мне удалось добыть сведения, которые тебя интересуют, — сообщила она и показала мне запечатанный конверт. — Они здесь, хотя ты должен понимать, что я к тебе не вернусь. Пообещай мне сию же минуту прекратить вражду с Альфредом. Если дашь слово, получишь этот конверт.

Я напомнил, что с моей стороны вражда давно прекращена.

— В таком случае, зачем тебе его секрет?

— Как будто ты не знаешь, — ответил я.

— Только для того, чтобы продолжать войну!

Она была недалека от истины, однако я сказал:

— Это простая любознательность.

Тут Оливия заторопилась, сказав, что Борден, прождав ее целый день, и так заподозрит неладное. Я не стал ей напоминать, сколько пришлось ждать мне самому.

Я спросил, к чему было писать письмо, если все можно передать на словах. Она ответила, что все это чересчур сложно, чересчур запутанно, и что информация переписана из личного архива Бордена. В конце концов она отдала мне конверт.

Принимая письмо из ее рук, я спросил:

— Здесь и вправду содержится разгадка тайны?

— Да, думаю, так.

Она уже взялась за ручку двери.

— Можно задать тебе последний вопрос, Оливия?

— Ну, что еще?

— Борден — это один человек? Или их двое?

Она улыбнулась, и внутренне я вскипел: так улыбается женщина, думая о своем любовнике.

— Это один человек, можешь мне поверить.

Я вышел с нею в коридор, но там в пределах слышимости сновали техники и рабочие сцены.

— Ты счастлива? — спросил я ее.

— Да, счастлива. Прости, если ранила тебя, Робби.

С этими словами она ушла, не улыбнувшись, не обняв меня на прощание, даже не протянув руки. За минувшие недели мое сердце превратилось в камень, и все же такое расставание отозвалось в нем болью.

Вернувшись в гримерную, я затворил дверь, оперся на нее спиной и нетерпеливо распечатал конверт. В нем оказался жалкий листок бумаги, на котором рукой Оливии было написано одно-единственное слово.

Тесла.

3 июля 1900 года

Где-то в Иллинойсе