Престол и монастырь; Царевич Алексей Петрович

Постригись, жена немилая,Ты посхимись, опостылая!На постриженье дам я сто рублей,На посхименье дам я тысячу;Я поставлю тебе келейку,Что новехоньку, малехоньку,При пути ли, при дороженьке,В зеленом саду под яблоней;

Прорублю тебе три окошечка:Как уж первое к церкви Божией,А другое-то во зеленый сад,А и третье-то во чисто поле;В церкви Божией ты намолишься,В зеленом саду нагуляешься,Во чисто поле не насмотришься.

Но не слушала Авдотья Федоровна этой народной песни, сложенной про нее, и не слышала, как тот же голос надрывался все громче и громче:

Как и взмолится тут немилый муж:Расстригися, жена милая!За расстриженье дам я тысячу,За расхименье — все именьице;Я построю тебе нов-высок терем,Что со красными со оконцами,Со хрустальными со стекольцами.Будешь жить в нем, прохлаждатися,

В цветно платье наряжатися.

* * *

Как взговорит тут млада старичка:Да уж Бог с тобой, немилый муж!Мне не надо твоей тысячи,Ни всего твово именьица,Мне ненадобен нов-высок терем:Я останусь в своей келейке,

Стану весь свой век спасатися,За тебя Богу молитися…

Да, народная былина отозвалась правдою. Авдотья Федоровна отказалась бы теперь и от высокого терема, и от царского достоинства: позабыла грозного, немилого мужа.

XIII

Прошло несколько месяцев. Как ни тянулись сборы нетчиков, но наконец все посланные сыскные команды воротились с докладом, что во всей округе нет более никого из подлежащих набору, и Степан Богданович должен был готовиться к отъезду в Петербург с отчетом о выполнении поручения. Сколько ни откладывалось, сколько ни придумывалось разных проволочек, но время разлуки приближалось, а вместе с приближением срока и Авдотья Федоровна становилась все требовательнее и тревожнее.

Вся жизнь ее теперь сосредоточилась в одном, — в любви к своему Степе, для которого она с радостью готова всем пожертвовать. Чаще стали они видеться, чуть не каждый день: много было переговорено в долгие ночные часы, обо многом условлено, но все еще как будто многое осталось и недосказанным. Мечтали они, как увенчаются полным успехом их хлопоты и государыня-инокиня приедет в Москву, как станут они жить если не вместе, то близко друг от друга, когда сделается она свободною по смерти царя, которому, по предсказанию святых угодников, жить оставалось очень недолго. Если же этим мечтам не суждено будет сбыться, то тогда, решили они, Степану Богдановичу выйти в отставку и переселиться в Суздальскую волость.

Впрочем, мечтала и строила планы более одна Авдотья Федоровна, придумывавшая всевозможные обороты фортуны. Степан Богданович же только склонялся, уверяя, что и с его стороны будет сделано все для счастья государыни, в глубине же души он подчас начинал побаиваться этой любви. Страстная требовательность государыни начинала пугать его, и пугала тем более, чем трезвее он начинал смотреть на свои отношения к инокине-царице, чем далее удалялось от него обаяние первой поры обладания женщиной и государыней. Временами любовь Авдотьи Федоровны тяготила его, а в последнее время он нередко даже сам создавал препятствия, чтобы не приезжать по несколько дней в монастырь.

В один из таких дней, перед своим выездом в Петербург, когда генерал два дня не был в монастыре, он получил от государыни длинное послание, в котором вылилась вся ее исстрадавшаяся душа.