Преступление Летучего Отряда

— Неужели вы хотите быть милостивым ко мне? Я ненавижу вас! — воскликнула она.

Судья попытался призвать ее к молчанию, но это ему не удалось. Анн почувствовала себя хозяином положения: она знала, что Брадлей утаивает правду! Он лгал ради нее, и эта ложь предавала его в ее руки — эта мысль наполнила ее удовлетворением. В ней жило сейчас единственное желание — уничтожить его, обратить в прах, сделать с ним то же, что он сделал с Ронни…

Анн перестала отдавать себе отчет в опасности, которой она подвергалась, она забыла о Марке. Все ее мысли были заняты Брадлеем.

— Мой милый друг инспектор Брадлей неожиданно воспылал желанием помочь мне! А ведь это он меня посадил за решетку…

Дурзер испуганно пытался успокоить ее:

— Мисс Перрмен было бы лучше, быть может, если…

Но она движением руки заставила его замолчать.

— Инспектор Брадлей всегда был очень мил и любезен по отношению ко мне. — Ее голос звучал все громче и громче. — Он неоднократно пытался воздействовать на меня, воспитывать… Мы встречались с ним в ресторанах, Я даже танцевала с ним, не так ли, инспектор? Он влюблен в меня. Он сказал мне, что ради меня готов на все!

Брадлей окаменел; его лицо превратилось в маску.

— Замолчите, — раздраженно потребовал судья, но она не слушала его.

— Я не замолчу! — продолжала бушевать девушка. — Если он мог ходить за мной по пятам, бросать на меня влюбленные взгляды, а затем использовал первый удобный случай для того, чтобы запрятать в тюрьму, то я вправе сказать все, что думаю об этом. Брадлей осматривал мой автомобиль! Он говорит, что ничего не обнаружил в нем. Он лжет! Он обнаружил в нем дюжину пакетов сахарина.

— Да успокойтесь же наконец! — молил Дурзер.

Но Анн уже не владела собой:

— Я везла сахарин. Я везла контрабанду. Он знает об этом, и все же он выступает перед судом и лжет, лжет! Он воображает, что я из благодарности брошусь ему на шею, но нет, он ошибается. Я покажу всем, что он на самом деле представляет собой. Он сыщик, уничтожающий улики, потому что влюблен в женщину, которую должен преследовать!

Негодование захлестнуло ее, она больше не могла произнести ни слова.

— Когда, вы, наконец, успокоитесь? — сказал разгневанный и выведенный из терпения судья.

— Я сказала все, что хотела сказать…

Дурзер приподнялся со своего места и взглянул на девушку.

— Вы сошли с ума? Или вы не понимаете, что натворили?

— Я не стану обращать внимания на вашу болтовню, — заявил судья. — Против вас поступило лишь обвинение в нарушении правил езды. Вы признаете себя виновной?

— Мы признаем себя виновными, — поспешил ответить за нее Дурзер.

— Вот и отлично. Приговариваю вас к уплате штрафа в двадцать фунтов. Судебные издержки накладываются на вас. И, помимо того, вы лишаетесь шоферских прав сроком на один год.

Анн едва держалась на ногах. Ухватившись за перила, она спросила вполголоса:

— Я могу теперь уйти? Я свободна?

Стражница кивнула ей головой. Прежде чем пройти в камеру за вещами, Анн поздоровалась за руку с Марком.

— Зачем натворила она все это? — спросил шепотом Марк у адвоката. Но Дурзер не был расположен продолжать беседу на эту тему.

— Пойдемте со мной, вы заплатите штраф, — сказал он, уклонившись от ответа.

Дело Анн было последним в списке дел, назначенных к слушанию в это утро, и зал опустел. Лишь судья задержался, собирая в портфель свои бумаги. Он подозвал Брадлея.

— Это был совершенно невероятный взрыв ярости, — сказал он ему.

— Да, — безразлично ответил Брадлей. Он чувствовал себя совершенно уничтоженным.

— Это первый случай за всю мою долголетнюю практику. Я никогда не слышал, чтобы обвиняемая уличала арестовавшего ее сыщика в том, что он влюблен в нее.

Разыгравшаяся история угнетала детектива.

— Я предпочел бы, чтобы слова ее оказались ложью, — проворчал он.

— А она очень хороша! — улыбнулся судья. — И с ее стороны было очень неразумно выступать таким образом.

Брадлей остался один в зале. Он попытался собраться с мыслями.

Вскоре Анн вернулась в зал. Она увидела его, на минуту застыла в нерешительности, размышляя, не следует ли ей попытаться избежать встречи, а затем решительно направилась к дверям.

— Скажите, выход здесь? — спросила она, не подымая глаз.

— Да, — коротко ответил он. Тон его граничил почти с грубостью. Он прислонился к двери.

— Вы не хотите пропустить меня?

Его взгляд, полный упрека, застыл на ней.

— Я никогда не предполагал, что вы проявите столько коварства, — просто заметил он.

— Вы позволите мне пройти?

— Прошу! — и он отворил дверь. — Я надеюсь, вы знаете, куда ведет этот путь?

Снова проснулся в ней дух противоречия:

— Вниз, по наклонной плоскости. Это путь, по которому вы хотели пустить Ронни и меня, — с горечью заметила она.

— Последними словами Ронни было: «Слава Богу, что моя сестра не знает этого Мак-Гилла…»

Она бросила на него злой взгляд.

— Это что, новый вымысел? Вроде истории с потайными ящиками в моей машине? Вам следовало бы писать романы.

— Хотите сказать — обман? Обман заключается лишь в том, что я скрыл ваши пакетики!

— Это было очень благородно с вашей стороны, — насмешливо заметила она. — Надеюсь, вы теперь лишитесь своего места?