Вышли из ограды. Олег прикинул на вес свой кусок.
— Килограмма два, не меньше. Марина подала ему нести свой свёрток.
— Мне-то совсем зря отвалили, — прибавил Олег. — Зачем? Дома полно рыбы. Хотя пусть — тебе пригодится, угостишь как следует друзей в экспедиции.
Положив свёртки в рюкзак, вышли к Ангаре. Вода не казалась водой, а будто бы вместо неё текла расплавленная бронза, и небо на горизонте казалось бронзовым, предвещая на завтра ещё более жаркий день.
— Почему-то заря сегодня не красная, а жёлтая, — сказала Марина.
— Перед ненастьем она бывает красная, — ответил Олег.
— Кто-то умный человек лавочку сделал, давай сядем, — предложила Марина.
Лавочка заросла полынью и пустырником. Пробравшись к ней, они почувствовали, что это нисколько не мешает — наоборот, в окружении буйной растительности сидеть на ней было уютно и хорошо.
— Во всём этом что-то есть от древней Руси, — сказала Марина, — что-то сказочно-романтическое.
— И у меня, признаться, настроение, — улыбнулся и сверкнул влажными глазами Олег, — сказочно-романтическое.
— А знаешь? — оживилась Марина, — я была на экскурсии в Урике недалеко от Иркутска, видела террасы над Ангарой, где любили отдыхать декабристы. Там были их беседки, и они каждый вечер сидели в них и любовались закатом. Раевский, так тот даже не воспользовался амнистией. Съездил в Европу, повидал родных и — обратно, в Сибирь. До конца дней жил в Олонках. Я там была тоже. Видела его дом и посаженный им сад. Ели выросли большие-большие, под самое небо.
— Смотри, — сказал Олег, — вот он, Налётов. Из-за бугра от реки медленно поднимался человек.
Сначала в бурьяне показалась его старинная остроконечная шапка, сделанная на манер стрелецкого колпака и отороченная мехом; потом широкое хмурое лицо с реденькой, как у бурята, бородкой; а потом и весь сам — согбенный, какой-то весь тяжёлый, как битюг, в старом засаленном пиджаке нараспашку и в кожаных ичигах[1]
. В одной руке у него была удочка, в другой — длинный кукан из верёвки. На нём болталось с десяток окуней. Впереди бежала чёрная собака с белой грудью. Она часто останавливалась и обнюхивала тропу. Олег и Марина разглядывали оригинального старика. Собака ещё взглянула в их сторону, а дед вообще не удостоил вниманием, прошёл мимо.— Угрюмый старик, — сказал Олег.
— Почему он в шапке-то? — спросила Марина.
— Кто его знает? Может, боится простудиться. Марина посмотрела ему вслед.
Заря между тем начала гаснуть, краски на небе и на воде становились темнее, хотя было ещё совсем светло. Сумерки летом длинные.
На берегу возле заливчика, где стояла лодка, вспыхнуло пламя.
— Кто-то разжёг костёр, — сказала Марина.
— Дед Антип, наверно, — сказал Олег, вглядываясь. — Он ещё днём говорил, что будет заваривать лодку. Щель у него образовалась, вода протекает. Вон он, показался.
Из-за кустов вышел старик с охапкой хвороста и стал подкладывать валежины в костёр. Пламя взметнулось вверх и осветило его стриженую седую голову. Следом подошла старуха в белом платке и тоже с хворостом. Старик сделал таган и повесил над костром котелок с варом.
— Приятно смотреть, когда жена помогает мужу, а муж жене, пусть даже в мелочах, — сказала Марина.
— И Нифон оказывается там, — сказал Олег. — Смотри, борода-то какая у него, как кумач.
Нифон подошёл к костру, нагнулся, пошурудил огонь, взял обугленную палку и стал прикуривать трубку.
— Ты не куришь? — спросила Марина.
— Нет, — ответил Олег. — Так, иногда балуюсь, но по-настоящему не курю.
Старики расселись вокруг костра и о чём-то оживлённо беседовали.
— Я тоже люблю сидеть у костра, — сказала Марина. — Пойдём к ним.
— Пойдём, — согласился Олег. — Только прежде чем садиться к костру, надо принести дров. Есть такой неписаный закон.
— Вот как! Что ж, давай поищем дров.
— Странно, — сказал вдруг Олег, — мы потеряли лодки, чуть не утонули, а как будто ничего не было.
IX
Нагрузившись шепьем и палками, они подошли к костру и свалили в кучу. Старуха сидела на доске, вынутой из лодки.
— Садись, голубка, ко мне, — пригласила она Марину.
— Налётов тоже сюда идёт, — усмехнулся Нифон.
— Де-ка? — спросила старуха, оборачиваясь. — И собаку прёт за собой. Тьфу! — нечистая сила.
— Собака-то? — спросила Марина.
— Ну да, — сказала старуха, закидывая ногу на ногу. — Вчера утром подошла к нашему огороду, встала на задние лапы и смотрит на меня через прясло. Долго так смотрела.
— Неужели! — воскликнула Марина и рассмеялась.
— Ну да, — подтвердила старуха. — Чего ей вот надо было так долго смотреть? Не видела как бабы лук пропалывают? А я, главно, гоню её, а она не идёт. Холера.
— Нет, бабуся, никакой нечистой силы, — смеялась Марина. — Всё это выдумки. Такого пса надо по выставкам возить, а вы его ругаете. Расскажите лучше какую-нибудь сказку.
— Про чего сказку-то? Про горе луковое?
— Можно и про горе, лишь бы весёлая была.