Преступление не будет раскрыто

Немного посидели, поболтали о низком качестве фильмов, выпускаемых студиями страны, и Герман попросил разлить остаток грузинского вина. Горшенин стал разливать. Марина прикрыла свой бокал ладонью. Порошок начал действовать.

— Не хочешь, — произнёс. Горшенин, шутливым тоном, — нам больше достанется.

Таня, услышав бой настенных часов, спохватилась, что уже шесть, и ткнула в бок Германа. Герман кивнул ей и стал поторапливать Тараса, чтобы разливал поскорее. Таня сидела как на угольях. Оказывается, Герман приготовил ей сюрприз напоследок. Когда они сидели в другой комнате и шептались, он сказал ей, что есть два билета на концерт Аллы Пугачёвой. Но только два. Эта хитроумная акция тоже была заранее запланирована. Её удалось провернуть благодаря тому, что афиш почти не было в городе, и девушки не знали о концерте. До начала оставалось полтора часа, а ещё далеко ехать, и Таня начала нервничать. Она нервничала ещё и потому, что не могла сказать Марине о концерте. Ведь третьего билета не было. Она сказала ей, что прогуляется с Германом по вечерней Москве и приедет в гостиницу. Марина ответила, что чувствует какую-то усталость, сонливость, и прямо сейчас поедет в гостиницу. Все трое встали из-за стола. Марина слегка пошатнулась. В прихожей, когда одевались, Горшенин стал напрашиваться в провожатые и получил отказ. Вёл он себя как-то странно, был в напряжении, суетился, помогая Марине надеть плащ и всё время посматривал на Германа, словно хотел подать ему какой-то знак. Когда Горшенин снова ради приличия предложил Марине проводить её, то вместо ожидаемого отказа получил положительный ответ. Марина, почувствовав в последний момент, что в пути с нею может что-нибудь случиться, вдруг заявила, что не возражает, если он проводит её до гостиницы. Герман вопросительно уставился на Тараса. Тарас, растерявшись, несколько мгновений соображал. Даже вспотел от неожиданности и ответственности момента. Но надо было срочно принимать какое-то решение, чтобы спасти свой авантюрный, но тщательно подготовленный и почти осуществлённый план, в котором не была учтена только одна деталь — согласие Марины на то, чтобы он проводил её до гостиницы. По плану было предусмотрено, что Марина, как всегда, откажет, и тогда Тарас попросит Германа и Таню, чтобы они на минуту оставили его с Мариной наедине поговорить на прощание. Они выйдут, а дальше, как говорится, дело техники, потому что они не станут возвращаться. Им ведь надо спешить на концерт. Покрывшись капельками пота, Горшенин патетически с наигранным восторгом произнёс:

— С удовольствием! До гостиницы так до гостиницы. Только мне надо сказать пару слов наедине, — прибавил он, обращаясь к Марине и одновременно косясь на Германа.

— Мы подождём на улице, — сказал Герман, сообразив мгновенно, что надо улепётывать и скорее уводить Таню.

Они вышли на улицу и ждали Марину и её провожатого минут пять.

— Ну что же они! — нетерпеливо сказала Таня. — Опаздываем ведь.

— Выясняют, наверно, отношения, — сказал Герман. — Подождём ещё минутку.

— Да ну их! — воскликнула Таня. — Поехали. Она явно хотела отделаться от них, чтобы не дай Бог, не помешали мероприятию, а этого Герману и надо было, чтобы помочь своему другу.

… Марина вдруг почувствовала себя плохо и прислонилась к стене. Горшенин ждал, глядя в её посоловелые глаза.

— Что со мной такое? — прошептала она и закрыла глаза. Постояла ещё с минуту и медленно стала оседать.

Этого момента и ждал Тарас. Он подхватил её, поднял и понёс на руках в спальню.

— Что с ней? — спросил Беляев. Он в одиночестве сидел за столом, пил коньяк и закусывал яблоком.

— Что не видишь? — перепила, — сказал Тарас, прижимая Марину к себе и ощущая её упругое тело. Желание у него разгоралось все сильней и сильней.

— Неужели? — удивился Володя. — Такая красотка и пьяная в стельку. Я же говорил тебе, что она б; и на ней негде ставить пробы.

— Говорил, говорил…

— А что неправду говорил? — Володя встал со своего места и пошёл следом. — Несколько ночей провела с каким-то деревенским охламоном. Об этом вся экспедиция болтала. Ты же ведь, наверно, слышал…

— Слышал, слышал, — сказал Горшенин, укладывая Марину на кровать. — Но ты мне мешаешь, старик.

— Неужели такая пьяная? — удивлялся Володя и не торопился покинуть комнату. — Пила не больше нас.