Преступление падре Амаро. Переписка Фрадике Мендеса

Каноник презрительно повел плечами.

— Бог помилует, если хорошенько помолишься. Что за претензия — вечно вмешиваться в то, чего не понимаешь! Да будет тебе известно, качество вина во время мессы — вопрос весьма важный. Вино должно быть хорошее…

— Это повышает величие и святость церковной службы, — внушительно поддержал его падре Амаро, прижимаясь коленом к колену Амелии.

— Дело не только в этом, — продолжал каноник, тотчас же впав в лекторский тон. — Дело в том, что скверное вино содержит примеси, отчего на дне чаши остается осадок; бывает, что ризничий, поленившись, не отмывает как следует этот осадок, и от чаши начинает плохо пахнуть. И тогда, сеньора, желаете знать, что происходит? Происходит то, что священник, ни о чем не подозревая, подносит чашу к губам, чтобы вкусить крови господа нашего Иисуса Христа, и невольно делает гримасу. Теперь вы поняли?

И каноник отхлебнул из чарки. В этот вечер на него нашло настроение поучать; громко рыгнув, он снова стал просвещать свою сестру, и без того восхищенную столь глубокими мыслями.

— А теперь скажите мне, сеньора, раз уж вы все знаете, какое вино следует подавать во время службы: белое или красное?

Доне Жозефе казалось, что красное, ибо оно должно походить на кровь господа.

— Поправьте ошибку, менина! — напористо возразил каноник, тыкая пальцем в сторону Амелии.

Амелия с улыбкой отказалась поправлять дону Жозефу: она не пономарь, откуда ей знать?

— Поправьте ошибку, сеньор соборный настоятель!

Амаро фыркнул: если не красное — стало быть, белое…

— А почему?

Амаро сказал, что, по слухам, так принято в Риме.

— Да. Но почему? — приставал педант-каноник.

Амаро не знал.

— А потому, что господь наш Иисус Христос, причащая в первый раз, употребил белое вино. И по самой простой причине: в те времена в Иудее не изготовляли красного вина… Прошу еще порцию запеканки, сеньора.

Поскольку речь зашла о вине и о чашах, Амаро пожаловался на пономаря Бенто. Не далее как сегодня утром, собираясь надевать облачение (сеньор каноник как раз был в ризнице), падре Амаро вынужден был крепко отчитать Бенто: тот отдает стирать облачение некой Антонии, а эта бабенка самым скандальным образом сожительствует с плотником и недостойна даже притрагиваться к освященным предметам. Это первое. А второе — стихарь возвращается от нее такой грязный, что просто неудобно подходить в нем к святым дарам…

— Ах, посылайте ваши ризы мне, сеньор падре Амаро, посылайте их мне! — заволновалась дона Жозефа. — Моя прачка — пример добродетели и стирает очень чисто. Ах, для меня это большая честь!.. Я бы сама их разглаживала утюгом! Можно, если угодно, освятить утюг…

Но каноник, который в этот вечер был решительно в ударе, перебил ее и, повернувшись к падре Амаро, устремил на него глубокий взгляд.

— Кстати, насчет того, что я видел у тебя в ризнице; должен сказать, друг и коллега, сегодня ты допустил ошибку, за которую в школе бьют по рукам.

Амаро слегка встревожился.

— Какую ошибку, дорогой учитель?

— Облачившись, — размеренно поучал каноник, — и кланяясь перед распятием в ризнице, — причем оба диакона уже стояли по бокам от тебя, — ты вместо полного поклона сделал полупоклон.

— Позвольте, позвольте, дорогой учитель! — воскликнул падре Амаро. — Так полагается по всем текстам. «Facta reverentia cruci» — то есть «сделав поклон пред крестом»: это значит простой поклон, легкий наклон головы…

И для наглядности он сделал уставной полупоклон доне Жозефе; та вся затрепыхалась от гордости.

— Опровергаю! — загремел каноник; у себя дома, за своим столом, он не стеснялся навязывать свои мнения даже силой. — Опровергаю, опираясь на тексты. Вот они!

И он обрушил на оппонента каменные глыбы цитат из авторитетнейших церковных авторов: Лаборанти, Вальдески, Мерати, Туррино, Павонио.

Амаро отодвинул свой стул и встал в позу контроверзы — крайне довольный тем, что сейчас, при Амелии, положит на обе лопатки каноника, профессора теологической морали и непревзойденного знатока практической литургии.

— Подтверждаю! — воскликнул он. — Подтверждаю, опираясь на Кастальдуса…

— Стой, разбойник, — заревел дорогой учитель. — Кастальдус за меня!

— Нет, отец наставник, Кастальдус за меня!

Они вступили в яростный спор; каждый тянул к себе Кастальдуса и его авторитетное мнение. Дона Жозефа подпрыгивала на стуле от восхищения и шептала Амелии со счастливым смехом:

— Ай, ну что за святость! Ай, они святые!

Амаро продолжал с победоносным видом:

— И кроме того, дорогой учитель, на моей стороне здравый смысл. Primo: текст, о котором я уже говорил. Secundo: пока священник находится в ризнице, на голове у него надета шапочка, при полном поклоне шапочка может свалиться, и будет нехорошо. Tertio: получается абсурд, потому что поклон перед ризничным распятием, до мессы, окажется глубже, чем поклон перед алтарным распятием, после мессы.

— Но ведь поклон перед алтарным крестом… — начал было каноник.