Преступления и призраки (сборник)

Дальнейший ее путь проходил через множество мелких магазинчиков на окраинных улицах города. Объединяло эти магазинчики одно: цены там были намного ниже, чем в любом аналогичном заведении на территории Вест-Энда. В одном из них был приобретен фуляр, в другом – подкладка, в третьем – пуговицы и нитки… Наконец, тяжело нагруженная обернутыми в коричневую бумагу пакетами, она втиснулась в омнибус [49]и доехала до Бромптона, где в тихом переулке на стене одного из маленьких двухэтажных зданий крепилась латунная табличка, указывавшая, что тут проживает и работает «Миссис Раби, портниха и костюмер».

В гостиной помощница, добродушного вида девушка с широким деревенским лицом, рыжеволосая и веснушчатая, склонилась над ручной швейной машинкой. Вокруг на большом столе высились стопки тканей, серые отрезы подкладочного материала, катушки ниток и рулоны тесьмы.

– Для кого это, Анна? – спросила миссис Раби.

– Для миссис Саммертон.

– Ох, будь с этим заказом поосторожней, пожалуйста. Ты же помнишь: характер у нее столь же специфический, как и формы. Спереди прямо, а на спине – та выпуклость, которой вообще-то место на груди…

– Я помню, – Анна прыснула. – Да не волнуйтесь так, миссис Раби: у нас же остались ее выкройки, все будет по фигуре… какая она там ни есть.

– Нам сейчас придется несколько дней не разгибать спины: я получила новый заказ, представляешь, на шелковое платье! Оно должно быть готово к понедельнику. Это материал, а еще мне нужно идти снимать мерку. Скажи, Анна… Мистер Раби дома?

– Да, вот уже полчаса.

– Где он?

– В задней комнате, где же еще ему быть.

Миссис Раби, тяжело вздохнув, прошла во вторую из жилых комнат. Там, у складного столика, пристроился за работой мужчина: невысокого роста и изящного телосложения, смуглый, черноволосый и чернобородый. В петлицу его домашней куртки почему-то был продет большой отрезок ярко-голубой ленты вроде орденской, производивший сейчас достаточно странный эффект.

Впрочем, сказать, что мистер Раби «пристроился за работой», можно было лишь условно: возле его локтя находилась коробка красок, а перед ним лежала овальная пластина слоновой кости, на которой он собирался изобразить миниатюру… Женщина снова вздохнула: ее муж собиралсяприступить к этому довольно давно – однако работа оставалась все на той же стадии.

Мистер Раби в данный момент был настроен воинственно – а это означало, что его обычная раздражительность и постоянное возбуждение возросли сверх всякой меры.

– Все это пустая трата времени, Элен, – сказал он, едва лишь его жена показалась на пороге. – Меня оставило вдохновение. Я ничего не могу по-настоящему хорошо нарисовать, пока у меня нет заказов.

– Дорогой, ну как же ты можешь получить заказ, если никто просто не знает, что ты за них берешься. Сделай что-нибудь для этого, Джон! Нарисуй что-нибудь… если хочешь, хотя бы мой портрет – мы повесим его на наружной двери, рядом с табличкой и…

– Твой портрет в качестве рекламы?! Да он любого клиента отпугнет! Заказчика нужно привлекать чем-то красивым, чем-то изящным, чем-то…

Женщина грустно улыбнулась:

– Да, Джон, тут ты прав… Что ж – тогда нарисуй меня такой, какой я была, когда мы встретились с тобой в первый раз…

– Я не умею рисовать по памяти. А в тебе нынешней осталось слишком мало от той девушки.

– Увы, дорогой, ты прав и тут. Но ведь ты отлично знаешь, что меня так изменило. Это были нелегкие двадцать лет…

– Ну ладно, да, ну, я не знаю, чем еще тебя убедить. Сегодня у меня, можно сказать, юбилей: целых полгода! Настоящий подвиг, я даже решил сам себя наградить, вот, видишь, орденская лента… Ты довольна?

– О да, Джон, мой милый, ты бросил пить – и да благословит тебя за это Господь!

– Ровно шесть месяцев с тех пор, как я в последний раз…

– И разве не стало тебе от этого лучше, разве не прибавилось здоровья и счастья для всех нас? Я всегда знала, что раз уж на той твоей работе, с теми сослуживцами, не удается избежать возлияний – значит, надо бросать такую работу и бежать, спасаться от таких друзей. Ах, если бы мы могли устроить это раньше… Но теперь у тебя больше нет таких соблазнов, правда же, Джон? Ведь теперь ты не конторский служащий, а тот, кем и должен быть: художник…

– Да, но, работая в конторе клерком, я получал деньги, а став свободным художником, не заработал пока что ни гроша. Не уверен, что, подавшись на твои уговоры, я сделал правильный выбор!

– Ах, родной, я готова обходиться без еды – лишь бы ты обходился без спиртного… Кроме того, мне ведь все-таки понемногу удается зарабатывать, и покамест мы можем продержаться на этом. А там, я уверена, ты понемногу составишь себе репутацию среди разбирающихся в искусстве клиентов…

– «Разбирающихся в искусстве»! Да что они смыслят в живописи, эти болваны, которым не хватает ума даже для того, чтобы мне позировать!