Преступления против правосудия

Не случайно, видимо, при изучении архивных уголовных дел, рассмотренных судами Волгоградской и Ярославской области (1997-2000 гг.), ни одного случая применения ст. 314 УК в отношении осужденных, которым была предоставлена отсрочка отбывания наказания или отсрочка исполнения приговора, нам не встретилось. Да и в известных нам работах, посвященных уклонению от отбывания лишения свободы, о таких фактах не упоминается.

С учетом сказанного мы считаем бесперспективным пытаться раскрывать признаки объективной и субъективной стороны состава преступления, предусмотренного ст. 314 УК, применительно ко всем упомянутым в этой статье субъектам. На наш взгляд, дальнейшее описание этих признаков применительно к лицам, которым была предоставлена отсрочка того или иного вида, было бы введением в заблуждение правоприменителя, подталкиванием последнего к аналогии уголовного закона.

Думается, что реальная возможность привлечения к уголовной ответственности за уклонение от отбывания наказания таких лиц может появиться лишь при внесении корректив в уголовное законодательство. Причем не следует, с нашей точки зрения, стараться регламентировать основания подобной ответственности в существующей части ст. 314 УК. Сокрытие осужденного от официальных органов приобретает черты не просто уклонения от отбывания лишения свободы, а противодействия исполнению этого вида наказания. По своей сути оно является воспрепятствованием исполнению судебного акта и могло бы квалифицироваться по ст. 315 УК, если бы там была обеспечена должная дифференциация в определении свойств субъектов последнего преступления, о чем подробно было написано в § 1 настоящей главы.

Возможно и другое решение проблемы, заключающееся в конструировании самостоятельного состава преступления и закреплении соответствующей нормы в отдельной части ст. 314 УК или даже в отдельной статье УК. На наш взгляд, создавая подобную конструкцию, необходимо учесть потребность в предупреждении уклонения от реального отбывания наказания также лиц, в отношении которых отменяется условное осуждение (ч. 3 ст. 74 УК) или условно-досрочное освобождение от наказания (п. «а» ч. 7 ст. 79 УК) либо лишением свободы заменяется другое наказание (ч. 5 ст. 46, ч. 3 ст. 49, ч. 4 ст. 50, ч. 4 ст. 53 УК). Сокрытие от официальных органов названных категорий граждан столь же реально. Один из вариантов формулировки положения закона в этом случае мог бы выглядеть следующим образом: «Воспрепятствование исполнению уголовного наказания, совершенное лицом, подлежащим направлению в места лишения свободы в связи с отменой отсрочки отбывания наказания, условного осуждения или условно-досрочного освобождения от наказания либо по окончании срока отсрочки исполнения приговора, а равно при замене лишением свободы более мягкого вида наказания, наказывается...»

Следует, однако, заметить, что выбор подобного варианта для решения рассматриваемой нами проблемы, коль скоро речь идет о конструировании специального состава, должен быть подготовлен широкомасштабными криминологическими исследованиями, в ходе которых предстоит выяснить уровень распространенности фактов сокрытия от официальных органов осужденных, в отношении которых применялись отсрочка исполнения приговора или отбывания наказания, условное осуждение, условно-досрочное освобождение от наказания или замена лишением свободы более мягкого вида наказания.

Возвращаясь к анализу признаков состава преступления, предусмотренного ст. 314 УК, заметим, что данный состав по конструкции является формальным. Поскольку формой выполнения здесь выступает бездействие, постольку уклонение от отбывания лишения свободы следует признавать оконченным с того момента, когда истекли сроки для выполнения действия, образующего содержание обязанности, невыполнение которой составляет сущность данного посягательства

. Целесообразно поэтому согласиться с разделяемым многими учеными мнением, согласно которому анализируемое деяние следует признавать оконченным, если осужденный не явился в исправительное учреждение до окончания срока, установленного для возвращения[873].

Иная позиция, заключающаяся в предложении считать уклонение от отбывания лишения свободы оконченным посягательством с момента неявки осужденного в орган внутренних дел для регистрации в день убытия к месту отбывания наказания[874], думается, не учитывает сущности рассматриваемого деяния. Ведь вряд ли можно говорить о совершенном преступлении, если лицо своевременно возвратилось в исправительное учреждение, а в орган внутренних дел для регистрации убытия из мест пребывания не явилось. Столь же абсурдно, думается, было бы считать посягательство неоконченным, если осужденный прошел необходимую регистрацию в органах внутренних дел, а в исправительное учреждение вернулся с опозданием.