Здесь я, пожалуй, отвлекусь от перечисления бесконечных агрессивных вылазок американских «борцов с коммунизмом», хронологии которых посвящена эта глава, и раскрою одну из ключевых мыслей моего нынешнего исследования. Она касается конечно же все той же «борьбы с коммунизмом», хотя сейчас, когда коммунизм отошел в сторону, она все же продолжается, теперь идет борьба с «империей Москвы», однако она есть продолжение все той же «священной войны». Американское руководство, и особенно Госдеп и ЦРУ (ставшие при братьях Даллесах едва ли не главными политическими структурами страны) и в самом деле истово и искренне ненавидело коммунизм и самих себя убеждало, что нет такой цены, которую не стоило бы заплатить за уничтожение коммунизма, нет такой «грязной операции», которая не была бы оправдана. На словах деятели вашингтонской власти были озабочены тем, что СССР способен в любую минуту нанести ядерный удар (и потому стоит уничтожить «империю Москвы» первыми), однако на самом деле и Эйзенхауэр, и все прочие президенты, главы Госдепа, а уж тем более высшие чины ЦРУ прекрасно понимали, что русские не собираются бить первыми, не нанесут удар, пока не полетят бомбы со стороны США. Вопросу ядерной угрозы я посвятил отдельную главу, сейчас же упоминаю о данном аспекте лишь в связи с тем, что хочу зафиксировать тезис, который свидетельствует о том, что ядерную угрозу американцы нарочно и умышленно пристегивали к вопросам идеологической войны. Боялись же они именно ее, то есть «ползучей советизации», они смертельно опасались того, что социализм распространится по миру так же естественно, как он завоевал огромные пространства Евразии.
В девяностых годах ХХ века нас, советских людей, оглушенных залпами «информационной войны», приучали и почти уже приучили к мысли, что социализм проиграл что-то капитализму в конкурентной борьбе, и разрушение социалистической системы было чем-то закономерным. На самом же деле это ложь, и ложь довольно грубая, топорная, поскольку в экономическом и социальном плане капитализм очень сильно проигрывал социалистическому способу производства и политического устройства, и все годы в СССР и прочих соцстранах наблюдался более высокий экономический рост, чем в США и капстранах. Видимость «экономического чуда» США, Канады и некоторых других стран достигалась, во-первых, тем обстоятельством, что на территории СССР прогремело две мировых войны и были чудовищные разрушения (и главное, «усталость и истощение» народа), но, во-вторых и в главных, в течение всего послевоенного полувека (теперь уже больше) система так называемого капитализма, рыночная система развивалась в долг, она делала все больше и больше долгов, навешивая этот груз на шеи потомков и теперь уже совсем доведя систему своей экономики до коллапса. Американская система была объективно менее конкурентоспособна, чем советская, и я снова повторю главную мысль: она опережала лишь в умении вести войну обмана, «информационную войну», и в умении делать многомиллиардные долги. Немаловажным источником доходов традиционно являлось ограбление зависимых территорий (часть из которых, к примеру, страны Центральной Африки, Ближнего Востока, американцы «доят» и сейчас).
Социализм же был необычайно привлекателен для масс, для огромного количества людей, и потому американцам нужно было его «сдерживать», чтоб удержаться самими, чтоб не менять концепцию вашингтонской державы.
А что было бы, коль коммунизм победил, коль социализм пошел бы по планете широким фронтом?
Скорее всего, в шестидесятые и семидесятые годы не было бы уже ничего ужасного (для американской «элиты»), Москва никого бы так и не стала бомбить ядерным оружием, ничего апокалиптического не случилось бы, ведь в Московской империи наступили более чем «вегетарианские времена», но американцам, и особенно их «элите» пришлось бы меняться значительно и кардинально, им нужно было бы менять свой стереотип отношения к равенству, к труду, к человеку вообще.
В части деклараций и СССР и США, то есть обе мировые системы, боролись за равенство, однако в советском варианте это было абсолютное, уравнительное, солидарное равенство, когда каждый равен другому, у всех одинаковые права и возможности; в американском же варианте все было иначе, ведь, как и прежде, американская «элита», то есть люди, которые считали себя «настоящими американцами», не желали «равенства с неравными». Эту фразочку я на всю жизнь запомнил с тех пор, как только начал изучать проявления американизма. Впервые я заметил эту фразу, когда читал о том, как возмущенно отвергали «равенство с неравными» республиканцы Юга в ответ на возгласы аболиционистов, убеждавших всех в том, что негры — тоже люди и достойны равенства. Республиканцы же никак не могли и не хотели согласиться с этим, они боролись за равенство, но оно должно было распространяться на тех лишь, кто достоин этого равенства, а негры, по умолчанию, такой привилегии не достойны.