Преступник номер один. Уинстон Черчилль перед судом Истории

Как мы помним, едва ли не центральной проблемой, возникшей с момента вторжения немцев в Польшу, стала проблема иммиграции в Палестину евреев, бежавших от преследований нацизма. Черчилль был сторонником максимальной квоты, но большинство его коллег стояло на другой позиции, не желая осложнять отношения с арабским миром и создавать на Ближнем Востоке взрывоопасную ситуацию. Они опирались в этом вопросе на «Белую книгу», но не ту, что издал Черчилль в 1922 году, в бытность министром по делам колоний, а ту, диаметрально противоположную по смыслу, что выпустило правительство в 1939 году, против которой дружно выступили сионисты и Черчилль[143].

В ходе парламентского обсуждения 23 мая 1939 года Черчилль из кожи вон лез, чтобы убедить депутатов дезавуировать эту правительственную «Белую книгу». Свою речь он накануне согласовал с Хаимом Вейцманом, пригласив того на ланч к себе домой, в свою собственную квартиру, где Вейцман признал, что «архитектура речи совершенна». Назавтра в парламенте Черчилль, конечно же, кричал о «предательстве Декларации Бальфура» и договорился даже до того, что «это – конец видения, надежды, мечты» (200). О ком это он? Это что, англичане имели видения, надежды и мечты по поводу массового вселения евреев в Палестину? Конечно нет! Англичанам и без того хватало о чем помечтать – притом на своей земле и о своих проблемах. Как характерен этот полемический перехлест! Каким вызовом родному английскому народу он звучит!

Позиция Черчилля, наконец, открыто разошлась с позицией английского правительства. «Но «Белая книга» 1939 года не была ни отозвана, ни изменена в результате речи Черчилля. Правительство опиралось на самое значительное большинство в парламенте за всю политическую историю Великобритании, и в ходе голосования 268 депутатов высказались в поддержку политики правительства и лишь 179 против» (204).

Англичане в очередной раз показали, что в своем большинстве не разделяют односторонне проеврейскую позицию Черчилля. При всем его красноречии. Но его это, конечно же, не смутило. Ведь он проиграл битву, но не войну. Продолжая ее и вспоминая спустя несколько лет об этом эпизоде, Черчилль выразился сильно, но шокирующе превратно: «Следует помнить, что «Белая книга» вызвала острейшие разногласия в палате общин… Едва ли можно найти какой-то другой вопрос, по которому мнения в Великобритании разделены в большей степени, чем этот, мешающий сплочению нашего общества в условиях начавшейся войны» (209–210).

Вот даже как! Оказывается, еврейский вопрос настолько затронул Англию, что прямо-таки угрожал ее национальному единству перед лицом войны! Это какая-то сверхизвращенная логика, перевернутая, микроскоп вместо телескопа. По этой логике, чтобы не раскололась английская нация, ради ее сплочения следовало пойти навстречу всем требованиям евреев и снять все ограничения на их въезд в Палестину.

Как тут не вспомнить комический в своей парадоксальности момент: когда за неделю до отставки Чемберлена в британском парламенте обсуждался вопрос о его несоответствии и о возможном преемнике, то еврей по национальности, но патриот Британии «сэр Самуэль Хор, министр авиации и один из ведущих деятелей консервативной партии, распространил список «ошибок Уинстона» – список политических промахов, делавших Черчилля неподходящим кандидатом на пост преемника Чемберлена. В качестве одного из этих просчетов фигурировало следующее: «гвалт по земельному вопросу в Палестине, поднятый в интересах сионистов»» (216).

Умные, ответственные люди, цвет английского политического класса, все понимали, но ничего не могли поделать. Назначение Черчилля состоялось, и в дальнейшем Черчилль в качестве премьера полностью игнорировал позицию кабинета по данному вопросу. Даже Гилберт признается: «Последовательно поддерживая положения «Белой книги» 1922 года, которая предусматривала формирование еврейского численного большинства в Палестине, он не позволил ввести в действие положения «Белой книги» 1939 года несмотря на то, что они были одобрены подавляющим большинством голосов членов британского парламента. Это было, конечно, противозаконно» (259–260).

Но что Черчиллю какие-то законы? Этот человек был создан для того, чтобы прошибать любые стены. И достойного противника ему в Англии тех лет не нашлось…

Англичане, конечно, как могли, саботировали распоряжения и вообще политическую линию Черчилля в отношении евреев. Но он все одолевал своим напором, используя все средства, шантаж и давление. Примеры того и другого выразительны и заслуживают внимания.