Преступник номер один. Уинстон Черчилль перед судом Истории

После этого в течение нескольких недель, проведенных на фешенебельном курорте во Флориде, Черчилль прорабатывал и совершенствовал свою будущую знаменитую Фултонскую речь. Особо надо отметить, что Черчилль согласовал все ее основные положения не только с американцами – президентом Трумэном и госсекретарем Бирнсом, но и с первыми лицами Британии – премьером Эттли и министром иностранных дел Бевином, несмотря на их принадлежность к конкурирующей политической партии. Речь Черчилля не была, таким образом, выходкой эксцентричного политика-одиночки, нет, это был манифест объединенной англосаксонской политической элиты. Объединенной Черчиллем поверх не только границ и вод Атлантики, но и политического ангажемента. Черчилль – так можно сказать с полным правом – выступил в качестве истинного архитектора-планировщика нового мироустройства.

О колоссальной важности этой его инициативы красноречиво свидетельствует тот факт, что Трумэн даже проехал с Черчиллем в специальном поезде за тысячу миль в город Фултон, в штате Миссури, чтобы представить оратора аудитории Вестминстерского колледжа 5 марта 1946 года. Это выглядело как высшая государственная апробация Соединенными Штатами тех основополагающих тезисов, которые Черчилль озвучил на весь мир с кафедры провинциального колледжа. В чем же они состояли?

Прежде всего бывший премьер-министр Великобритании поднялся до уровня политика глобального масштаба, продемонстрировав наивысший класс политического мышления – этнополитический взгляд на мировую историю. В мыслях Черчилля рисовалась картина абсолютного глобального торжества и превосходства англосаксонской расы, которое должно было стать следствием победы Британской империи и Соединенных Штатов Америки во Второй мировой войне[379]

.

Конечно, Черчилль сознавал превосходство Америки и утрату былого могущества Англией, поэтому отводил именно США главенствующую роль в послевоенном мире. Но акцент ставился на общности происхождения, языка, интересов, поэтому Черчилль предлагал создать «братскую ассоциацию народов, говорящих на английском языке. Это означает особые отношения между Британским содружеством наций и империей с одной стороны и Соединенными Штатами с другой… Братская ассоциация требует не только растущей дружбы и взаимопонимания между нашими двумя обширными, но родственными системами общества, но и сохранения близких отношений между нашими военными советниками, проведения совместного изучения возможных опасностей, стандартизации оружия и учебных пособий, а также обмена офицерами и слушателями в технических колледжах. Это должно сопровождаться сохранением нынешних условий, созданных в интересах взаимной безопасности, путем совместного использования всех военно-морских и авиационных баз, принадлежащих обеим странам во всем мире. Это, возможно, удвоило бы мобильность американского флота и авиации. Это значительно увеличило бы мощь британских имперских вооруженных сил и вполне могло бы привести… к значительной финансовой экономии… Впоследствии может возникнуть принцип общего гражданства, и я уверен, что он возникнет». Черчилль предсказывал: «Если население Содружества наций, говорящих на английском языке, добавить к США и учесть, что будет означать подобное сотрудничество на море, в воздухе, во всем мире, в области науки и промышленности, то не будет существовать никакого шаткого и опасного соотношения сил». Иными словами, англосаксы воцарятся на троне всего мира как единственные и закономерные его владыки.

Как мы знаем, общего гражданства с заокеанским партнером отнюдь не возникло, вместо него получилось в итоге НАТО под контролем Вашингтона, хотя связка «США – Англия» является там стержневой. Америка не пожелала ни с кем делиться ни своим могуществом, ни своей ролью «последнего суверена», как уже в наше время выразился Бжезинский. Это с одной стороны, а с другой – главенство англосаксонской субрасы к нашим дням заметно пошатнулось в мире по естественно-биологическим причинам. Но в 1946 году Черчилль еще мог мечтать. Более того, втайне он надеялся, что со временем Англия вновь станет ведущей державой мира и оттеснит Америку с позиции мирового лидера. Для этого он видел и продвигал одно средство: столкнуть США с СССР. Он был убежден в необходимости и возможности войны.

Личный врач Черчилля лорд Чарльз Моран, лечивший его добрую четверть века, в своих записках повествует, что 8 августа 1946 года у него был доверительный разговор с Черчиллем, который однозначно предрекал в самое ближайшее время войну «между Россией и ее союзниками – и англосаксонскими странами», в которой «Франция, Скандинавия, Бельгия и Голландия будут на нашей стороне». В этом маленьком эпизоде, как в капле воды, отразилась та стратегия будущего, которая владела умом Черчилля в тот момент. Впрочем, в своей Фултонской речи (впоследствии Черчилль признает ее своим политическим шедевром) он был почти так же откровенен, хоть и играл словами по обыкновению.