Майор вновь уткнулся в бумаги. Свирид понимал, что его равнодушие напускное, и что
Лагерные стукачи доносили лишь о конечных эпизодах: Иванов обкурился, Петров проиграл в карты две бутылки «Столичной», Смирнов и Сидоров отправили на больничку пять «кораблей» (спичечных коробков) с анашой.
Едва Чередных отошел от служебной взбучки, как на его голову свалилось очередное ЧП. Три дня назад стукач, который в оперативных делах
Рубероид был в зоне яркой личностью. На двухметрового верзилу хозчасть едва подобрала униформу. Широкое веснушчатое лицо прапорщика, украшенное двумя длинными шрамами и рядом стальных «фикс», производило удручающее впечатление. Его пудовый кулак, забивавший для хохмы в доску гвоздь, мог для той же хохмы прогуляться по ребрам зэка. Наряду со своими физическими качествами веснушчатый прапорщик имел в зоне славу недоумка. Никто из лагерного персонала не имел столько жалоб, как он. Осужденные штурмовали прокуратуру письмами, где фигурировали выбитые зубы, разорванные уши, вывихнутые плечи и другое членовредительство. Но всякий раз при очередном разбирательстве Рубероида прикрывал Чередных.
Между майором и прапорщиком уже давно сложились особые внеуставные отношения. Василий Сытник, он же Рубероид, был
Капитану поручили допрос осужденного, и он переусердствовал. Злую шутку сыграло прескверное настроение и ехидные гримасы зэка. Опер уже не помнит детали самого допроса. В ушах стоит лишь хихиканье осужденного и его ненавистное «гражданин начальничек». Кулак капитана впечатался в скулу так, что раздался сухой хруст. Это могло означать только одно — сломана челюсть. Зэк даже не слетел со стула. Он остался сидеть, но в его глазах уже читалось удивление. Видимо, подследственный пытался понять, почему у него нарушен прикус. Наконец изо рта потекла кровь. Чередных, с отвращением наблюдая за этой картиной, вызвал Сытника и приказал ему отвести будущего пациента в санчасть.
На гориллообразном лице вошедшего Рубероида не дрогнул ни один мускул. Прапорщик молча посмотрел на бледного капитана, которому в этом году светило звание майора, взял за плечо окровавленного зэка и так же молча повел его к дверям. В это время на пороге вырос начальник оперчасти.
Едва капитан открыл рот, как его опередил Сытник: «Извините, товарищ майор. Я не смог сдержаться. Через полчаса я подам рапорт о случившемся». Зэк объяснить, естественно, ничего не смог. Служебное расследование по этому делу замкнулось на Рубероиде, который сдержал слово и действительно письменно взял на себя чужую вину. У без пяти минут майора не хватило смелости зачеркнуть радужную перспективу. На следующий день он проведал избитого зэка в санчасти и остался доволен задушевной беседой.