Читаем Преступный мир [воспоминания сыщика] полностью

Наскоро переменившись с Ладыженским пальто, я выскочил через окно на улицу и издали стал следить за евреем. Оказывается, что он пошел в совершенно противоположную от большого вокзала сторону, на­правляясь к Екатерининской улице; по пути несколь­ко раз останавливался и оглядывался; вошел он в дом № 100 по Екатерининской ул. в квартиру, помещаю­щуюся против ворот.

Убедившись в месте нахождения печати, я, сев на извозчика, подъехал к квартире Гольдфайна, где вновь обменялся с Ладыженским пальто. Пришлось ожидать писателя более часа; наконец, является он и извиняет­ся за задержку, говоря, что пришлось идти к большо­му вокзалу пешком (суббота, еврейским законом вос­прещается езда).

«Прежде чем приступить к работе, нужно подкре­питься», сказал еврей, наливая большую рюмку вод­ки и выпив ее.

Гербовая бумага лежала уже на столе. Закусив и выпив еще две рюмки водки, еврей начал писать.

Я лично никаких спиртных напитков никогда не употреблял; это я считаю небольшим недостатком сыскного агента, но я свою рюмку незаметно под­ставлял Ладыженскому, который выручал меня в этом отношении.

Еврей, обращаясь ко мне, спрашивает, кому пер­вому начать писать документ; я ответил, что для меня безразлично: «Пишите товарищу».

В виде предисловия, еврей знакомит нас с г. Ови- диополем, разъясняя, какой губернии и уезда этот го­род и какой уезд в соседстве с ним. Спросив Ладыжен­ского, на чье имя желает он иметь паспорт и сколько ему лет, приступает к делу.

Ладыженский просил написать документ на имя, якобы, его товарища, кр. Киевск. губ. Филиппа Лады­женского, назвав свою настоящую фамилию и имя.

Еврей делает надпись «Билет» и засим выполняет весь текст годового паспорта, наверху паспорта делает надпись, что «за неимением паспортного бланка, би­лет пишется на гербовой бумаге». Окончив текст, год и число выдачи билета, еврей, взяв перо в левую руку, подписывает фамилию старосты, говоря, что старос­ты малограмотны, а затем правою рукою делает под­пись писаря.

Вынув из кармана жестяную коробку, где помеща­лась печать, он заявляет, что перед таким тяжелым делом, как приложение казенной печати, нужно вы­пить и тут же, выпивая рюмку водки, прикладывает печать и вручает билет Ладыженскому с пожеланием наилучшего.

Для меня было совершенно достаточно одного под­ложного паспорта и поддельной печати Ольвиополь- скаго мещанского старосты и, открыв писателю, кто я, потребовал назвать его фамилию и указать кварти­ру, где хранилась печать, отобранная у него.

Еврей, в страшном испуге, назвался Гатовым и зая­вил, что печать была закопана в земле, возле б. вок­зала.

«Нет, друг мой! я перехитрил вас, поедем со мною и я вам укажу, где хранилась печать», заявил я Гатову.

Приехав к дому под № 100 по Екатерининской ул., я вошел с Гатовым и Ладыженским в ту самую квар­тиру, куда заходил час тому назад Гатов. Квартира эта оказалась известного уже мне за сбытчика фальши­вых паспортов Дувида Латмана, кличка коего «Дувид мещан». Квартирохозяин, старик лет 6о, лежал на кро­вати больной, жена его находилась возле колыбели их внука. Пригласив двух понятых, приступил я к обы­ску. При личном осмотре жены Латмана, в чулке я нашел два вытравленных паспортных бланка, а в ко­лыбели под грудным ребенком три новых паспортных бланка, причем на одном была печать Виленского ме­щанского старосты, на другом Конвалишского мещан­ского старосты и на третьем Ольвиопольского мещан­ского старосты. Дальнейшим обыском ничего более не найдено, но я был убежден, что тут же в квартире должны быть и те печати, которые оказались на блан­ках. Заметив щель в полу, я рискнул вырубить доску пола, но безрезультатно. Искать было негде, все угол­ки обшарил. Остались неосмотренными только одни цветы, находившиеся на окнах. Появилась мысль, не поискать ли в вазонах? Решил утвердительно, подхо­жу к первому вазону, беру его в руки и осматриваю землю; в это время жена Латмана возвышенным го­лосом заявляет претензию за порчу цветов, угрожая жаловаться моему начальству. Подобное возражение меня взволновало и я вытащил цветок с корнем, но ничего там не нашел; проделывая ту же комбинацию и с другим цветком, я обнаружил под землею две мраморные, небольшие плитки: на одной была выг­равирована печать Виленской мещанской управы, а на другой Конвалишской мещанской управы. При дальнейшем осмотре остальных цветков, я обнаружил еще печать Одесской Городской Управы и две мра­морные плитки с изображением только окружностей, очевидно, приготовленных для печатей. Г.г. Латман и Гатов в продолжении 3 У2 лет были хозяевами арес­тантских рот.

XIII

Проницательность, находчивость, смелость и быстрая сообразительность, как я раньше ска­зал, дают возможность успешно произвести розыск.

Перейти на страницу:

Все книги серии Новая шерлокиана

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное