Претерпевшие до конца. Том 1

Арсентьев горько усмехнулся и вместо ответа прочёл, глядя немигающим взглядом перед собой:

– С Россией кончено… На последях

Ее мы прогалдели, проболтали,

Пролузгали, пропили, проплевали,

Замызгали на грязных площадях,

Распродали на улицах: не надо ль

Кому земли, республик, да свобод,

Гражданских прав? И родину народ

Сам выволок на гноище, как падаль.

– Чьи это стихи?

– Волошина. Я был у него по весне. Несколько дней прожил… Максимилиан Александрович человек больших странностей… Я не могу понять его миролюбия по отношению к большевикам, но восхищаюсь мужеством, с которым он готов предоставить кров любому, рискуя головой, и тем, что он пишет. Я переписал себе кое-что на память…

– Сильные и страшные строки… Вот, только народ ли?

– Что?

– Народ ли повинен?

– Когда кучка мерзавцев терзает огромный и сильный народ, а сам народ частью терпит, а частью присоединяется к извергам, то ответ, по-моему, очевиден. Вы не находите?

– Я не знаю, – признался Никита. – Знаете, у меня в последнее время такое чувство, словно почва ушла из-под ног. Я молод, здоров, я прошёл войну… Но теперь превращаюсь в лишнего человека. Я ни к чему оказываюсь не способен, ни на что не годен, для меня нигде нет места. Моя жена ждёт второго ребёнка, на моём попечении старуха-мать и мать моих погибших друзей… А я не знаю, как добыть им кусок хлеба! Я уже зарёкся размышлять о таких высоких материях, как судьба Отечества. Я погружён в куда более приземлённые мысли… Не знаю, поймёте ли меня вы… Для меня становится нестерпимо это положение неприкаянного человека, не могущего даже порядочно содержать собственную семью. И что мне делать, я ума не приложу.

– Думаю, что многие сейчас чувствуют то же, что и вы. Я, Никита Романыч, скверный советчик в житейских делах… Одно могу сказать: цените то, что имеете. Благодарите Бога за всё хорошее, что есть в вашей жизни. Наша ошибка в том, что мы понимаем ценность чего-либо, лишь потеряв это. И помните о том, как много есть людей, которым много хуже… Это, знаете ли, уравновешивает.

– А что вы сами собираетесь делать дальше? – спросил Никита, усовестясь того, что стал жаловаться на свои неурядицы человеку, потерявшему всё самое дорогое в жизни. – Зачем вы едете в Петроград? Там теперь страдная пора, вы, должно быть, знаете.

– Поэтому и еду, – ответил Арсентьев. – Я уже сказал вам, что имею намерение посвятить себя Богу… Я медлил два года, так как слишком велики мои грехи. Но больше ждать нельзя. Стадная пора наступила, и потом может быть поздно…

– Вы хотите принять постриг?

– Да, хочу… Мечом я воевал долго. Теперь надеюсь сменить меч на крест… Может, тогда, наконец, смогу и повторить вслед за праведным Симеоном: «Ныне отпущаеши раба Твоего», – Ростислав Андреевич задумался, а затем беспокойно взглянул на небо: – Кажется, уже немало времени. Мне пора идти.

Никита поднялся следом за ним и заметил:

– Вы так и не ответили на мой вопрос, Арсентьев.

– Какой именно?

– О России. Всё ли кончено?

– Сейчас – да. Но мы же знаем, что со смертью ничего не кончается. Что и четырёхдневный Лазарь воскрес…

Из крови, пролитой в боях,

Из праха обращённых в прах,

Из душ, крестившихся в крови,

Из мук казнённых поколений,

Из преступлений, исступлений,

Из ненавидящей любви

Возникнет праведная Русь!

Ростислав Андреевич порылся в вещмешке и извлёк оттуда несколько сложенных вчетверо листков:

– Вот, возьмите, Никита Романыч. Почитайте на досуге. Только спрячьте потом хорошенько, а лучше сожгите от греха. За такие стихи можно и в контрреволюционеры попасть. А теперь прощайте! Или до свидания, если Бог даст.

Арсентьев поковылял по бульвару, сильно приволакивая больную ногу. Никита подумал, что, пожалуй, всё-таки очень сложно представить Ростислава Андреевича монахом. Хотя… И Пересвет с Ослябей были иноками.

Ещё глядя вслед удаляющейся фигуре старого товарища, он машинально развернул оставленные листочки, скользнул по первым строфам и впился в них потрясённо, перечитывая, не веря, что такое ещё пишется теперь.

Как злой шаман, гася сознанье

Под бубна мерное бряцанье

И опоражнивая дух,

Распахивает дверь разрух -

И духи мерзости и блуда

Стремглав кидаются на зов,

Вопя на сотни голосов,

Творя бессмысленные чуда, -

И враг, что друг, и друг, что враг,

Меречат и двоятся… – так,

Сквозь пустоту державной воли,

Когда-то собранной Петром,

Вся нежить хлынула в сей дом

И на зияющем престоле,

Над зыбким мороком болот

Бесовский правит хоровод.

Народ, безумием объятый,

О камни бьется головой

И узы рвет, как бесноватый…

Да не смутится сей игрой

Строитель внутреннего Града -

Те бесы шумны и быстры:

Они вошли в свиное стадо

И в бездну ринутся с горы.

Глава 6. Страдная пора