Преторианец

— Кто бы сомневался. Словом, тот человек, он приходил к нам под Рождество, уже начались каникулы. Я читала в уголке, а папа позабыл, что я дома. Тот человек сказал им, что Лэд погиб — им уже сообщили, что он погиб, — но что им не следует ни о чем расспрашивать. Они всполошились, потому что мама готова была добраться до ПМ — хотела узнать, как умер наш Лэд. Наш депутат, мистер Спирс, через несколько дней сообщил, что никаких подробностей узнать не мог… А потом явился тот тип и вручил маме с папой пачку денег. Причем не чек, а именно деньги. Большой конверт с банкнотами — прямо не верится.

Она шла рядом с Годвином, заглядывая ему в лицо круглыми глазами.

— Вы правы. Это в самом деле странно. Так не делается.

— Он сказал: это в возмещение нашей огромной потери… Назвал единовременным страховым пособием от благодарного правительства.

— Что-нибудь еще?

— Прежде чем уйти, он несколько раз повторил, что им не следует больше обращаться к мистеру Спирсу, не следует задавать вопросов или обсуждать это с другими… Что-то вроде того, что это не должно дойти до чужих ушей.

Она смахнула челку с глаз и засунула руки в карманы пальтишка. Девочка обещала вырасти очень хорошенькой, и Лэд тоже был красивым парнем.

— Я смотрела один фильм с Джорджем Рафтом. Он там давал кому-то деньги за молчание. Так и называлось: «Деньги за молчание». Мне кажется, тот тип тоже заплатил маме с папой за молчание. Чтобы держали рты на замке.

— Каков он был собой?

— Гм-м… Высокий и, по-моему, тощий, хотя он был в широком плаще. И еще длинный нос — все вместе напомнило мне Шерлока Холмса. Он все время называл отца «старина». Сомневаюсь, чтобы до тех пор к нему хоть раз в жизни так обращались. Выглядело довольно смешно. О чем вы думаете?

— Я думаю, у вас задатки хорошего репортера.

— Нет, правда?!

— Вы наблюдательны. Вы мне очень помогли. Я не шучу.

— Вы думаете, я могла бы стать репортером? Правда?

— Почему бы и нет?

Он вручил ей свою карточку, а когда оглянулся, она стояла на том же месте, словно вросла в землю, а заметив, что он смотрит, помахала рукой и дерзко послала ему воздушный поцелуй.

Питер Кобра сразу заметил Годвина, едва тот вступил в полутьму «Догсбоди», и мгновенно просквозил к нему сквозь толпу.

— Роджер, вы не представляете, как я измучился, пытаясь пристойно накормить гостей на пятишиллинговый максимум! Эти новые правила нас убивают. Правда, разрешают брать еще два и шесть за проклятое кабаре, но это значит, что мы обязаны предоставлять это абсолютно варварское развлечение. И вот среди вас разгуливает цыган со скрипкой или его двоюродный брат, исполнитель португальских «фадо». На слух вроде кота в судорогах любви или агонии. Разница невелика. До чего довела нас эта война! Но проходите, я подобрал вашему визави столик в самом темном углу.

Он улыбнулся, гордясь своей предусмотрительностью.

Монк Вардан пил мартини. Длинный шарф, намотанный на его длинную шею, приводил на память прерафаэлитов. Он поманил Годвина согнутым пальцем и похлопал по банкетке рядом с собой. Питеру Кобра он сказал:

— Держите своего скрипача от меня подальше, или я за себя не отвечаю.

Кобра пожал плечами.

— Я рад, что вы пришли, — Вардан обратился к Годвину, — учитывая, как вы, должно быть, заняты. А теперь промочите горло, Годвин, и подготовьтесь — я намерен вас хорошенько выбранить.

— Надеюсь, хоть к концу вечера вы заговорите серьезно. Мартини, Питер, и пошустрей.

Кобра повел бровью, и один из его юнцов тут же предстал перед ними с отличным мартини.

— Но прежде удовольствия, потом дело, — заметил Вардан, выронив из глазницы монокль. — Как поживает прекрасная Сцилла? Должен сказать, в тот раз мы прелестно провели время в Стилгрейвсе. Кто-то мог бы пожаловаться на сквозняки в том крыле, где меня поселили, но меня холод только бодрит. В моем туалете вода замерзла — я вам не говорил?

— Вы меня пощадили.

— Пустяки. Так как у вас с ней?

— Я последнее время мало вижу Сциллу. У нее полно работы.

— Я уловил в вашем голосе кислую ноту, старина?

— У нее сейчас тяжелый период. Пройдет.

— У нее, безусловно, есть склонность к таким периодам…

— Оставим это, Монк. Что у вас на уме? Зачем я здесь?

— Потому что напроказили. Бог мой, я же предупредил Питера насчет этого цыгана — эй, ты, тупица! Прочь! Чертов Питер. Клянусь, он его нарочно подослал. Нехорошо, Роджер, нехорошо проказничать. Препятствовать действиям правительства его величества! Государственная измена! Говорили ведь вам быть паинькой и застегнуть рот на все пуговицы. Мы, учитывая все обстоятельства, обошлись с вами очень прилично. А вы не послушались и снова заварили кашу. Ну вот что мне с вами делать? И ведь вы и других за собой тянете… Очень неразумно, старина. Должны бы понимать.

У Годвина по позвоночнику прошел легкий озноб.

— К делу.