Превратности судьбы

— Мне кажется, — начала она, подбирая слова с величайшим тщанием, — что за разъяснением в этом вопросе мы можем обратиться к мистеру Дарвину с его теорией эволюции.

Оуэн даже вздрогнул поначалу. Затем нахмурился и проворчал:

— Какое, черт подери, отношение имеет эволюция к природе паранормального?

— Мне представляется, что в природе, как и в обществе, существует способ сохранять равновесие. Среди нас водятся преступники, следовательно, найдутся те, кто призван их остановить. Наверное, такие люди становятся полицейскими или детективами. Или предпочитают изучать психологию преступников.

— Я не полицейский, — ледяным тоном возразил Оуэн.

— Но если в процессе эволюции возникли хищники в человеческом обличье, обладающие особой психической силой — а мы, очевидно, говорим именно о них, — то логично предположить, что найдутся люди, подобные вам, те, кому самой природой предназначено на них охотиться.

Оуэн молчал. И по-прежнему хмурился.

Вирджиния в смущении кашлянула и добавила:

— Такова природа нашего мира.

— Интересная теория…

— Но я действительно так думаю.

— Зачем вам утруждать себя поисками научного объяснения? Я просто существую, вот и все.

Вирджиния допила бренди и поставила свой стакан на каминную полку, рядом со стаканом Оуэна.

— Мне очень хочется найти похожее объяснение в отношении собственного дара и жажды справедливости, заставляющей меня действовать каждый раз, когда меня вызывают на место, где произошла насильственная смерть.

— Но мы с вами относимся к разным видам, Вирджиния. Я могу убить с помощью своего таланта, и я убивал!

Она в изумлении уставилась на собеседника:

— Это правда?..

— Да. Так не кажется ли вам, что это делает меня одним из чудовищ?

Она тяжело вздохнула:

— Вы опасный человек, Оуэн Суитуотер, но вы не чудовище.

— Уверены?

Она отвернулась и перехватила в зеркале его взгляд.

— Будь вы чудовищем, вы не стали бы рисковать собственной жизнью, спасая Бекки, а также и меня в ту ночь в особняке Холлистера.

Оуэн тотчас заключил ее в объятия. Но она успела заметить их отражения в зеркале. Сомнений не было: там, в зеркальной глубине, вспыхнула ослепительная молния.

— О, Вирджиния… — прошептал Оуэн.

Ее имя прозвучало так, словно оно таилось где-то в потаенном уголке его существа и вот теперь вырвалось на свободу. Его поцелуй был исполнен той же неукротимой силы, и он породил огонь страсти, которая вдруг вспыхнула между ними. Что бы ни случилось завтра, она, Вирджиния, никогда не забудет эту ночь и не станет о ней сожалеть!

Тихо вскрикнув, она обвила руками его шею, отдаваясь на волю урагану, внезапно пронесшемуся по комнате. Оуэн же целовал ее долго и страстно; а когда она начала задыхаться и затрепетала, сгорая от желания, он принялся ее раздевать. Он расстегнул крючки корсажа, и она заметила, как дрожали его пальцы, — очевидно, он желал ее столь же отчаянно, как она желала его.

И тут Вирджиния вдруг почувствовала себя по-женски уверенно и даже возликовала. И начала расстегивать пуговицы на его рубашке.

Минуту спустя Оуэн помог ей освободиться от платья, и тяжелые складки ткани съехали по ее бедрам. Платье осело на полу, вокруг лодыжек. Оуэн тотчас потянул завязки нижних юбок, и ярды белоснежного льна обрушились на поверженное платье.

Теперь Вирджиния стояла перед Оуэном в одной сорочке, в чулках и в прогулочных туфлях на низком каблуке. Она напомнила себе, что он видит ее полураздетой уже не в первый раз. Две ночи назад она была в таком же одеянии, когда он обнаружил ее в комнате с зеркальными стенами. Но сегодня все было по-другому.

Оуэн смотрел на нее так, словно она была сказочным существом, которое вдруг обрело плоть.

— Вы такая красивая, — сказал он. И его голос прозвучал чуть ли не благоговейно.

«Не такая уж я красавица», — подумала Вирджинии. Впрочем, сейчас она и впрямь чувствовала себя богиней.

— Вы тоже красивый, — выпалила она неожиданно.

Он рассмеялся низким хрипловатым смехом:

— Мне так не кажется.

— Да, вы очень красивый. — Она управилась с последней пуговицей на его рубашке и положила ладони на его обнаженную грудь. Пальцы запутались в жесткой поросли, которую она здесь обнаружила. Кожа была теплой на ощупь, а очертания его стройного мускулистого тела все сильнее волновали Вирджинию. — Вы просто восхитительны…

— Нет, это вы восхитительнейшее существо.

Вирджиния улыбнулась:

— Мы так и будем спорить, кто из нас больше достоин восхищения?

Оуэн снова рассмеялся. И в этот миг он словно стал моложе. И даже казался веселым и беззаботным — как человек, на время сбросивший с плеч непомерную тяжесть всевозможных обязанностей.

— Конечно же, сейчас не время спорить. — Опустившись перед ней на колени, Оуэн расстегнул пряжки ее прогулочных туфель.

Вирджиния опиралась о его плечо, когда он снимал с нее туфли. Затем его руки скользнули ей под сорочку, и пояс, на котором держались чулки, свалился к ее лодыжкам.

— Ах, Оуэн… — шепнула она.

Он вскочил на ноги и снова поцеловал ее, заставив замолчать. Затем коснулся ее соска, лаская его сквозь тонкую ткань сорочки.