Превыше всего

От нечего делать Кэтрин долго осматривала портретную галерею, почти такую же, как в Мертонвуде. Правда, портреты здесь были более искусные, и изображены на них были не только графы, но и их жены. Кэтрин пристально разглядывала небольшое изображение Моники, размышляя, насколько точно отразил художник черты и характер этой женщины. Возможно, из-за того, что она знала историю с Моникой, ей показалось, что в маленьких глазках первой жены графа светилась ненасытная жадность. Но как ни странно, Кэтрин ощутила какое-то родство с этой давно умершей женщиной. Привлек ее внимание и портрет четвертого графа Монкрифа, которого не было в Мертонвуде. Это был крупный мужчина, но не такой величественный, как ее муж. У него были такие же густые и черные волосы, как у Фрэдди, но невыразительные глаза напоминали Джереми. Четвертый граф был изображен уже в зрелом возрасте. Лицо украшала небольшая бородка, тонкие губы презрительно поджаты, глаза недовольно прищурены.

Интересно, ее муж будет таким же через двадцать лет? Она не могла поверить, что время сможет так изменить его. Нет, Фрэдди останется таким же гибким и мускулистым, как тигр, на которого он хочет походить. Вряд ли его красивое лицо превратится в такую циничную маску. Если этого не произошло за минувшие двенадцать лет, то сомнительно, что следующие двадцать изменят его так круто. Он наверняка останется прежним: неотразимо красивым, мужественным и таким же упрямым. Кэтрин отогнала непрошеные мысли и пошла в парк. Несколько находившихся там слуг прекратили работу и смотрели, как она идет по расчищенной дорожке. Кэтрин махнула им рукой и пошла дальше.

Вновь пришли мысли о графе. Она отчаянно хотела разобраться в этом человеке и понять, что же ждет ее в будущем. Какой же он все-таки человек, ее муж, одному взгляду которого повинуются десятки людей, при воспоминании о котором нежно вздыхают служанки и загораются гордостью лица мужчин оттого, что они работают у такого великого господина. А она сама? Только ли от скуки она постоянно думает о нем? Стоит ей услышать малейший шум в соседней комнате, как в памяти мгновенно возникают глубоко запрятанные воспоминания. Она словно видит, как он вошел, как стал раздеваться. Перед ее глазами до сих пор стоит его загорелое сильное тело. Она помнит, каким спокойным становилось его лицо, когда он засыпал, а губы утрачивали свою твердость. Но он оставил ее одну на постоялом дворе, заботясь лишь о собственном удовольствии. От этой мысли все ее теплые воспоминания о нем мгновенно испарились.

Впервые в жизни у нее было достаточно денег. Граф выделил ей такую сумму, что она вряд ли смогла бы заработать столько за всю жизнь. Ей не надо теперь ограничивать себя, экономить и беспокоиться о благосостоянии в будущем. Она живет в доме, не уступающем дворцу королевы. Стоит ей только шевельнуть пальцем, как целая армия слуг бросается выполнять ее распоряжение. У нее есть великолепное бриллиантовое кольцо, как символ супружеской жизни. Она не могла даже мечтать обо всем этом, и если бы кто-нибудь предсказал ей такое будущее, она бы не поверила. И только воспоминания делали ее несчастной.

Исполнилась неделя со дня ее приезда в Монкриф. Скука стала совершенно невыносимой, и ни малейшего просвета впереди. Вновь вспомнилась мудрая Констанция. «Как начнешь дело, так оно и продолжится», — говорила она. Но Кэтрин не собиралась продолжать такую жизнь.

Она быстро спустилась в холл и, не обращая внимания на внимательные взгляды слуг, направилась к кабинету графа. Через несколько минут она распахнула дверь комнаты, в которой работал граф, управляя своей обширной империей.

Фрэдди сидел за огромным столом. Одной рукой он машинально теребил волосы, другой сжимал быстро бегающее по бумаге перо. На нем была простая рубашка, с расстегнутым, как обычно во время работы, воротом, заправленные в высокие сапоги бриджи. На звук открывшейся двери он не оглянулся и продолжал писать. Кэтрин подошла к столу и встала напротив него, но граф даже не посмотрел на нее. Кэтрин молча рассматривала стопки документов, лежащих на столе. Граф поставил свою витиеватую подпись, промокнул чернила, не торопясь, отложил в сторону перо и только тогда поднял голову. Он с первого мгновения понял, что вошла именно Кэтрин. Но ему были необходимы эти две минуты не для того, чтобы закончить письмо, а чтобы скрыть свои чувства. Он даже толком не помнил, как закончил свое послание, и надеялся, что не написал откровенной чепухи, способной выдать его состояние. Это было весьма необычно для него.